— …«О мерах по ужесточению дисциплины» — каково названьице! — голос толстяка звучал сардонически. Он говорил теперь вполголоса, наклонившись к самому лицу собеседника:
— Предлагается нас всех лишить того единственного, что у нас оставалось — происхождения. Все привилегии для высших каст по отношению к нам отменяются — отныне может считать себя «серыми», если не хуже.
— Но почему об этом не объявлено?
— Да потому что боятся! — взорвался врач. Лицо его покраснело от возмущения:
— Никто не хочет неприятностей — ты же знаешь, что превентивно осужденные составляют десятую часть всей пехоты…
— Теперь мне все ясно, — обронил Антор, поднимаясь, — неясно только, говорить ли об этом…
— Кому? Этому твоему новичку?
— Да… Пожалуй, не стоит — а вдруг он расстроится и твою машину не починит?
Толстяк расплылся в добродушной улыбке:
— Скажи ему, пусть заходит, когда захочет…
— Быстро ты определился.
— Да уж, поверь — я сразу вижу, что за человек ко мне пожаловал. Профессиональное чутье.
— И что же подсказывает твое знаменитое чутье? — с легкой насмешкой спросил Антор, собираясь уже выходить.
— Что? — доктор задумался, потом произнес медленно, словно выбирая слова:
— Вот что… Ты уже достаточно поварился тут… Не следует на него жать, особенно в том, что называется совестью.
— Никто и не собирается его насиловать, — сухо проговорил хонниец.
—Ну-ну, зачем же обижаться, — доктор примиряюще похлопал его ладонью по спине, — только я ведь еще и обследовал его по всем правилам…
— Хм… Ладно, старый клистир, ты меня растрогал — отныне буду ходить за своим напарником, вытирать ему нос и поправлять слюнявчик…
— Неисправим, совершенно неисправим! — с притворном негодовании закричал врач и вытолкнул его за дверь, приговаривая:
— Давай, давай, у меня сейчас процедуры, и не твое это собачье дело в чужих мозгах копаться…
…Разговор, несмотря на его завершение, вселил в душу беспокойство — черт его знает, чем обернется это «ужесточение». И как можно реально уравнять права (вернее, бесправие) безродного «серого» со случайной наследственностью и представителя высшей касты, продукт десятков поколений генетического отбора… Но говорить об этом Моваю, пожалуй, действительно не стоит — пока что он воспринимает все происходящее, как должное — и пусть его остается в приятном неведении.
…Насыщенный неприятностями день еще не закончился — Антор убедился в этом, повернув в свой тупичок. Убедили его толпящиеся возле их «дрыхалки» человек пять подозрительного вида типов без нашивок. А когда он увидел среди них афрана, его беспокойство перешло в тревогу. Длинный костлявый детина водил перед лицом Мовая грязной пятернёй, и хонниец расслышал слова, произнесенные с каким-то гнусавым акцентом: