Я не добавила: «А также вас», но мы оба сейчас думали о смертном приговоре, витающем над ним.
— Королева хочет принести Англии мир.
— Ладно, довольно об этом, — сказал сэр Роберт, уходя с опасной темы. — Скажи, Елизавета останется при дворе на Рождество?
— Она просила разрешения уехать. Сказала, что ее вновь донимает болезнь, и ей нужны тишина и уединение.
— Елизавета и в самом деле больна?
— Откуда мне это знать? — пожала я плечами. — Когда я в последний раз ее видела, она была опухшая и выглядела очень плохо. Но сейчас она не выходит из своих покоев. Или почти не выходит. При дворе к ней относятся очень холодно. Особенно женщины. Все злорадствуют, что ее болезнь называется завистью.
Сэр Роберт поморщился, представив себе женское злословие.
— Бедная принцесса! Она вынуждена таскать с собой четки и служебник и ходить к мессе!
— Никакая она не бедная, — возразила я, почувствовав себя уязвленной. — Окружение королевы плохо к ней относится, но за это она должна винить только себя. От нее ждут, что она будет говорить вполголоса и ходить, опустив голову. А насчет посещения мессы — при дворе за этим очень строго следят. Каждый придворный, каждый слуга должен посещать мессу. В дворцовой часовне мессу служат семь раз в день. И все ходят не менее двух раз.
Сэр Роберт усмехнулся, услышав о столь быстром повороте двора к набожности.
— Скажи, королева действительно готова простить леди Джейн и не казнить ее за измену?
— Королева ни за что не казнит свою родственницу, да еще молодую, — заверила я его. — Пока что леди Джейн придется оставаться узницей Тауэра, а когда в стране станет спокойнее, ее освободят.
Сэр Роберт поморщился.
— Большой риск для королевы. Будь я ее советником, я бы посоветовал ей покончить со своими врагами, и как можно раньше.
— Королева понимает, кто действовал по собственной воле, а кого принудили. Леди Джейн не рвалась в королевы. Со стороны Марии было бы очень жестоко наказать леди Джейн. Она бывает жесткой, но не жестокой.
— Учитывая, что девчонке всего шестнадцать, — пробормотал он больше для себя, чем для меня.
Сэр Роберт встал.
— Я должен был это остановить. Я должен был уберечь Джейн… вопреки отцовским заговорам.
Сэр Роберт подошел к окну и стал смотреть на темный двор, где еще летом казнили его отца. Герцог до конца надеялся на помилование. Он умолял сохранить ему жизнь, обещая дать показания против Джейн, против своих сыновей, против кого угодно. Когда он становился на колени перед плахой, повязка сползла с его глаз. Герцог натянул ее снова и ощупью ползал вокруг плахи на четвереньках, умоляя палача обождать и дать ему время подготовиться. Это был жалкий конец, и все же — не настолько жалкий, как смерть юного короля, на которую его обрек герцог. Уж кто-кто, а Эдуард был совершенно ни в чем не виноват.