Егор торопливо шел по узенькой, кривой и донельзя грязной улочке, недоумевая, зачем он понадобился командиру.
«С пакетом, наверно, турнет куда-нибудь, — досадовал Егор. — Думал, отдохнет сегодня Воронко, а тут на тебе… и вечно мне везет, как куцему».
По сотенскому значку на пике, прикрепленной к воротам, Егор быстро разыскал командирскую штаб-квартиру. Это была одна из уцелевших хат, белевшая в глубине двора глинобитными стенами. Слева от ворот широко раскинула могучую крону старая верба. Вершину ее срезало, как видно, снарядом; острыми иглами торчал расщепленный ствол.
Вестовой казак провел Егора через кухню в горницу со множеством икон в переднем углу и с глиняным, исковырянным каблуками полом. На широкой скамье за столом сидел командир сотни Шемелин, а напротив него, на табуретке, спиной к Егору, офицер с темнокаштановым чубом и левой рукой на перевязи.
— Честь имею явиться. — Егор остановился у порога, правую руку приложил к фуражке. — Рядовой Ушаков.
Шемелин с веселой улыбкой взглянул на Егора и сказал своему собеседнику:
— Вот он, ваш спаситель, Григорий Михайлович.
Офицер с каштановым чубом оглянулся, и Егор узнал в нем того есаула, которого он недавно защитил от немцев и препроводил потом в госпиталь.
— Здравствуй, Ушаков, — легко поднявшись на ноги, сказал есаул.
— Здравия желаю, ваше благородие!
— Так это ты, братец, отвел тогда меня от смерти?
— Я, стало быть… — не по-военному просто ответил смутившийся Егор. Он только теперь по-настоящему рассмотрел есаула.
Тот был среднего роста, ладен телом и приятен лицом. А лихо закрученные вверх усы и веселый, решительный взгляд живых серых глаз придавали ему что-то чисто казачье, удалое, мужественное, располагающее к нему людей.
«Каков молодец, — подумал Егор, глядя на есаула и радуясь, что спас такого славного человека. — Орел! Настоящий орел!»
— Благодарю, дружок, от всей души благодарю, — продолжал между тем есаул, весело и дружелюбно глядя Егору в лицо, легонько касаясь здоровой правой рукой рукава Егора. — Кабы не ты, быть бы мне теперь вестовым у Николая-угодника!
— Да ведь оно дело военное, ваше благородие, — пробормотал совсем застеснявшийся Егор, — хоть до кого доведись…
Подошел Шемелин.
— Видал, Григорий Михайлович, какие у меня казачки, а? Ведь вот геройский поступок совершил и помалкивает себе, как будто и дело не его, я и до сегодня не знал…
И тут он обернулся к Егору:
— Вот что, Ушаков! За проявленное в бою геройство и спасение от смерти командира сотни 1-го Нерчинского полка, их благородия есаула Семенова, представляю тебя к награде георгиевским крестом четвертой степени. Надеюсь, что это первый, но не последний твой крест, желаю тебе вернуться в станицу полным кавалером.