— Спасибо, хозяин. А сварить-то мы и сами сварим; разведем костерок, желобча>[32] вон лежит у амбара, на огонь ее, и супу наварим, скорее будет дело.
— Можно и так, только вы уж, ребятушки, с огнем-то поаккуратнее.
— Знаем, дед, не бойся!
По Забайкальской железной дороге, что пролегла по левому берегу Ингоды, на всех парах мчится воинский состав. Это вышел из Читы головной эшелон 1-го Аргунского полка.
У раскрытых дверей теплушек грудятся казаки — благо денек сегодня погожий, щедрый на тепло. В числе других около дверей своей теплушки стоит и Егор Ушаков. Глаз не сводит он со знакомых долин, таежных сопок, затянутых дымной пеленой весенних палов. Все это хорошо знакомо Егору, все дорого ему — и проплывающие мимо поселки, станции, тайга, и голые, неприветливые утесы слева от дороги, а справа стремительная, мутная после половодья Ингода, с громадными ледяными глыбами на берегах и на заросших тальниками островах, куда занесло их весенним разливом. Теперь эти рыхлые, ноздреватые, словно изъеденные червями глыбы крошатся, разваливаются на глазах и стекают мелкими ручейками.
Ингода! Сколько воспоминаний связано с нею у Егора, какие чувства возникают при виде родной, милой сердцу реки, возле которой родился и вырос он и только теперь по-настоящему осознал, что любит ее горячей, сыновней любовью.
И радостно сегодня Егору, и грустно от обуревающих его мыслей: грустно потому, что проедет он вблизи своей станицы и не сможет побывать дома, повидаться с матерью. А радостно потому, что полк будет разгружаться в Антоновке и он скоро увидится с Настей, с сыном. Теплой волной наплывает радость, захватывает Егора целиком, распирает грудь: «Эх, скорее бы, а тут машинист, как назло, тащится еле-еле». Высунувшись из вагона, Егор кричит, размахивая сорванной с головы фуражкой:
— Крути, Гаврило! Ползешь как неживой! Взял бы меня шуровать уголь-то, уж я бы тебе нагнал паров!
Встречный ветерок освежает Егора, ласкает его лицо, треплет взлохмаченный русый чуб, прочь отлетели все горести, переживания в пути. Из Гомеля, где казаки совершили переворот, аргунцы пробирались до Читы более двух месяцев. На некоторых станциях казачьи эшелоны простаивали неделями, а в Челябинске дело дошло до того, что дивизию разоружили! Не помогла и телеграмма из Ставки, где говорилось: главковерх разрешил эшелонам 1-й Забайкальской кавдивизии, идущим в свою область, следовать с оружием. Но в Иркутске ревкомитет, убедившись в преданности аргунцев революции, вернул им оружие. Поэтому в Читу Аргунский полк прибыл хорошо вооруженный, с пулеметами и приданной ему полевой батареей четырехорудийного состава.