«Хороша у меня будет женушка, — думал Егор, лаская Настю взглядом. — И станом, и обличьем, и ухваткой>:— всем взяла, казачка настоящая. Ох и народит она мне казачат, однако!»
Он сел на постели, хрустнув суставами, потянулся:
— С праздником, Настенька!
Не выпуская из рук сковородника, Настя оглянулась на Егора, улыбаясь, ответила заученной, много раз слышанной фразой:
— Вас равным образом. Одевайся живее, колобами накормлю.
— Вот это дело, давно не ел колобов. А где Егорушка?
— Он уж позавтракал, убежал на сопку, по ургуй. Ермоха заходил, да не стали будить тебя, пожалели.
— Ермоха! Сейчас к нему пойду.
Егор быстро оделся, умылся и, накинув на плечи шинель, вышел.
Вернулся он вместе с Ермохой. Старик мало чем изменился за все эти годы, лишь борода его стала уже нe черная, а дымчатосерого цвета, желтизной отливали побелевшие волосы на голове, и от этого загорелое на солнце, опаленное ветрами и морозами лицо Ермохи казалось чернее обычного. Но глаза его из-под седых кустистых бровей смотрели так же добродушно, приветливо и с таким же хитроватым прищуром.
Раскрасневшийся, взволнованный Егор, едва перешагнув порог, поведал Насте:
— Ох и встреча была у нас, Настюшка, посмотрела бы ты! Как сгребет меня дядя Ермоха в охапку…
Ермоха, посмеиваясь, теребил бороду:
— Чуда-а-ак, право слово, чудак, вон сколько годов не виделись, а вить ты мне заместо родного сына…
— Спасибо, дядя Ермоха, спасибо. Садись-ка вот к столу, да за колоба сейчас примемся.
— Это можно.
За чаем, когда разговор перекинулся на революцию, Ермоха, наливая себе четвертый стакан, спросил:
— Что-то партиев этих всяких развелось шибко уж много. Ты-то какой придерживаешься?
— Я за большевиков-коммунистов, за советскую власть, значит.
— Что-то ты, брат, путаешь, и за большевиков и за коммунистов! Ты уж держись какой-нибудь одной стороны, а то за двумя-то зайцами погонишься, и одного не поймаешь.
— Дядя Ермоха, ведь большевики-то и есть коммунисты, она так и называется — Коммунистическая партия большевиков.
— Ну, брат, ты, видать, понимаешь в партиях, как цыган в библии. — Ермоха сощурился в осуждающей улыбке, покачал кудлатой головой. — Я хотя и не бывал в больших городах и человек темный, и то лучше тебя разбираюсь…
— Дядя Ермоха…
— Подожди, не перебивай меня, дай мне сказать. Большаки — это те, за которых Иван Рудаков ратует, эти ничего-о, за простой народ стоят, за рабочий люд, словом, для нас, для беднейшего классу, эта партия подходит. А коммунисты — отведи их бог мороком. Вот, к примеру, в Заиграеве они появились. Одного-то из них, Елизарку Жарких, я очень даже хорошо знаю — пьяница, драчун не приведи господь какой; вечно по приискам таскался, спиртом торговал, возил его из-за границы. Так што ты за них не заступайся и не спорь со мною, ты ишо, я вижу, мелко плаваешь в этих делах.