– Изольда, пришла твоя мама, она хочет тебя забрать. – Он старался дышать спокойно, чтобы не выдать своего волнения.
Ее голова резко повернулась. Она улыбнулась сквозь слезы и уже хотела вскочить, но он удержал ее.
– Тихо! – прошипел Вацлав. – Изольда, нам сначала придется кое-что сделать, прежде чем твоя мама сможет забрать тебя отсюда.
Девушка уставилась на него. Он невольно поднял руку и большим пальцем вытер ей подбородок. Она улыбалась, как маленький ребенок.
– Ты должна провести меня в замок! Здесь где-нибудь есть потайной ход?
Это оказалось настолько просто, что Вацлав почувствовал себя почти пристыженным. Изольда подняла решетку маленькой часовни, протиснулась в щель между задней стеной часовни и возведенным из грубо обтесанных камней алтарем и исчезла. Вацлав последовал за ней и увидел в полу открытый люк. Изольда уже стояла на узкой приставной лестнице, ведущей вниз. Этот путь, должно быть, возник еще в те времена, когда Пернштейну приходилось защищаться от внешних атак, и обеспечивал семье владельца последнюю возможность для бегства, если схватка оказывалась проигранной. Вацлав не знал, пользовались ли когда-нибудь этим ходом в соответствии с его предназначением. Он не мог себе представить, что враги пытались, пусть даже сотню лет назад, атаковать этот замок-монолит. Но как бы там ни было, Изольда нашла ход. На такие вещи всегда наталкиваются невинные души.
Ему пришлось согнуться, чтобы пролезть внутрь каменного коридора. Ход вел в скалу, на которой покоился замок, и затем круто поднимался. Здесь было сыро, и хотя коридор некогда был небрежно вырублен в скале, а ногам тайных беглецов так и не довелось сделать его гладким, он был скользким, как мокрый мрамор. Уже через несколько шагов стало абсолютно темно. Вацлав обеими руками шарил по стенам слева и справа от себя, ощупью отыскивая дорогу, отчасти из страха поскользнуться, но в основном из-за непроглядной тьмы вокруг. Страх существа, живущего при дневном свете и заключенного в черноту мрачной пещеры, сдавил ему горло.
Влага, сбегающая со стен, способствовала появлению на них растительности. Руки Вацлава то и дело касались мягкой слизистой массы, которая расползалась под его пальцами, и юношу передергивало от отвращения. Он не хотел думать о том, как эта растительность выглядела бы на свету, но так и не смог заставить себя убрать руки от стен. Его шаги эхом отдавались в узком тоннеле, а биение собственного сердца почти оглушало. Если бы Изольда не хихикала время от времени, он уже вскоре решил бы, что находится здесь один.