– Это была детоубийца, – прошептала она. – Но никому не было никакого дела до того, что убийство она совершила непреднамеренно. Ребенок попытался пролезть у нее между ног в тот момент, когда она сняла с огня горшок с кипящей водой, и вода вылилась на малыша. Никому не было дела и до того, что должны были пережить родители ребенка, увидевшие, как дитя сварилось заживо. Одни желали ей смерти как наказания за ужасную смерть ребенка; другие считали, что одного-единственного сваренного заживо католического ребенка недостаточно. А священники… священники ссорились над открытой ямой… – Широко раскрытыми глазами Александра смотрела прямо в прошлое. Воспоминания были такими яркими, будто все случилось вчера, и одновременно у нее возникало ощущение, что она всю жизнь таскает их за собой, – настолько глубоко они врезались в ее память. – Там стояли два протестантских и один католический священник. Еще до того как палач приступил к казни, они налетели друг на друга и стали размахивать кулаками. Солдатам пришлось оттащить их, чтобы палач мог продолжать.
– К чему ее приговорили? – Голос незнакомца был мягок.
Александра его не слышала. Она снова почувствовала, как в ней поднимается ярость против служителей религии, дерущихся на месте казни, и тоска, оттого что толпа разделилась на два лагеря согласно религиозным убеждениям и принялась орать, свистеть и глумиться. «Вот куда ведут нас обе церкви, – неожиданно мелькнуло тогда в голове Александры. – Мы видим, как они наносят друг другу удары над могилой невинного, и только и ждем, как бы ввязаться в эту драку. Неужели на этом примере мы должны строить свою жизнь, дабы обрести вечное блаженство?»
От эшафота перед воротами Брюна до ее слуха доносилось монотонное пение священника. Через считанные мгновения казнь начнется… железные грани колеса упадут на растянутый между двумя колодами сустав… Интересно, нанесет ли палач первый удар, удар милосердия, по шее приговорённого? Но нет, в данном случае необходимо продемонстрировать твердость, это ведь политическая казнь, точно такая же, как и та казнь в Вене, во время которой детоубийце было отказано в удушении…
– Она была моложе меня, – Александра не заметила, что произнесла это вслух. У ее собеседника задергалась бровь.
Толпа впереди вздохнула. Затем воцарилась давящая тишина ответственного момента, когда палач устанавливает свое орудие убийства: меч, колесо, шнур, который будет натянут до отказа, после чего последует тяжелый шорох и нечеловеческий визг, пронзающий тишину. Обыкновенно за первым ударом почтеннейшая публика разражалась бурными аплодисментами, но здесь было тихо, как на кладбище.