Уняв раздражение, дама еще раз попросила аппарат, ей срочно нужно телефонировать по важному делу.
– Телефон в участке – дело государственное, – сообщил Кручинский, обмахиваясь от трудов праведных батистовым платочком. – Идите на телеграф, там и телефонируйте. Не видите, что ли, все заняты, не мешайте, барышня, и так с делами не управиться. Здесь полиция, а не проходной двор.
Дама не была приучена к такому обращению, а потому закусила хорошенькую губку. Но делать было нечего. Из маленькой атласной сумочки, которую мы сразу и не приметили, появилась трехрублевая ассигнация и легла на стойку, которая отделяла мир людей от мира чиновников. Случилось чудо: купюра растаяла, а вслед за ней три чиновника повскакивали со своих мест и наперегонки кинулись подводить даму к замызганному ящику, оказавшему аппаратом.
Она попросила оставить ее, покрутила ручку, назвала телефонистке номер 2-23, долго слушала молчание, поблагодарила девушку на станции, повесила рожок и оборотилась к троице, с интересом изучавшей спину и прочие прелести, скрытые юбкой.
– Мне срочно нужен сыщик. Самый лучший, – чуть дрогнувшим голосом сказала она. – Дело о жизни и смерти. У вас есть такой особый человек?
Переглянувшись, чиновники без слов сговорились, на кого выпадет счастье.
– Извольте обождать мадам, он немного занят раскрытием важного преступления, – доложил Кручинский, – и мерзким образом подмигнул.
К насыщенному букету медицинской, в котором йод боролся с хлоркой и касторовым маслом, Ванзаров принюхался и перестал замечать, да и составление протокола отняло все внимание. Появление нового аромата откуда-то из-за дверей дало себя знать настойчиво и нагло. Казалось, в жаркой атмосфере надвигается грозовое облако нестерпимой вони, подгоняемое сквозняком. Что за запах, Родион понять не мог, и грешным делом решил, что воздух подпортил покойник. Но тот еще не успел. Это была какая-то совершенно особая гарь: будто жгли гнилую солому или болотный мох.
Синельников закрылся газетой и делал вид, что ничего не замечает.
От толчка беленую дверь снесло в стену, матовое стекло жалобно взвизгнуло, и на пороге предстала роскошная персона. Росту в ней было, чуть ли не в три аршина, плечи вздымались исполинским размахом, а грудь выпячивалась яблоком. Пришедший был одет не просто великолепно, а с шиком, это подтвердила бы любая дама: в идеально приталенном сюртуке, щегольских брюках, яркой жилетке, а в петлице цвела модная бутоньерка из белых гвоздик. Все та же дама не смогла бы остаться равнодушной к великолепно ухоженным, напомаженным усам, дивно напоминавшие крылышки экзотической пташки. Чтобы впечатление превосходства стало неизгладимым, визитер помахивал тросточкой с замысловатым набалдашником, и крепко держал массивный саквояж, по виду тяжелый. Роскошный господин выпустил струю дыма, не разжимая губ, в которых торчала короткая сигара, именуемая сигарильей. Родин вынужден был сдержать рвотный порыв: таким нечеловеческим ароматом дунуло от курильщика. Источник неизвестной вони предстал во всей красе.