— Ну, Вульф, что вы теперь скажете? — спрашивает сержант.
— Скажу, что вы обращаетесь с винтовкой так, как мне никогда не научиться, — отвечает Вульф, заканчивает собирать винтовку и становится в строй рядом с Уиллом, который незаметно хлопает его по спине, словно говоря: «Молодец!»
Клейтон, кажется, никак не может решить, похвалил его Вульф или оскорбил. Сержант отпускает нас и остается один — вероятно, размышляя, как бы поскорей снова наказать Вульфа за какой-нибудь мнимый проступок.
* * *
В день, когда наконец привозят обмундирование, нас с Уиллом ставят в караул. Мы стоим у ворот лагеря в холодном ночном воздухе, радуясь новенькой форме. Каждому из солдат выдали по новой паре ботинок, две толстые серые рубашки без воротника и пару брюк защитного цвета, вздернутых выше талии аккуратными подтяжками. И толстые носки — я надеюсь, что для разнообразия у меня за ночь не замерзнут ноги. Завершает комплект тяжелая шинель. В этих-то щегольских обновках мы с Уиллом и стоим бок о бок, зорко всматриваясь в пространство — мало ли, вдруг на холме посреди Хэмпшира вдруг появится батальон немцев.
— У меня шея болит, — жалуется Уилл, оттягивая ворот. — Очень грубая материя, правда?
— Да. Но, надо полагать, мы привыкнем.
— После того, как на шее образуется мозоль. Нам придется воображать, что мы французские аристократы и подсказываем мадам Гильотине, где рубить.
Я смеюсь и смотрю на облачка пара, выплывающие у меня изо рта.
— Но все-таки эта форма теплее нашей прежней одежды, — говорю я, подумав. — Я боялся, что придется опять стоять ночь в штатском.
— Я тоже. Но как они сегодня обошлись с Вульфом, а? Правда ведь, отвратительно?
Я думаю, прежде чем ответить. Сегодня, когда Уэллс и Моуди выдавали обмундирование, Вульф получил огромную рубаху и слишком тесные брюки. Он выглядел шутом, и, когда предстал перед нами в новом облачении, весь взвод, кроме Уилла, зарыдал от смеха. Я не присоединился к веселью только потому, что не хотел уронить себя в глазах Уилла.
— Он же сам в этом виноват, — говорю я. Манера моего друга постоянно защищать Вульфа доводит меня до отчаяния. — Слушай, ну почему ты вечно за него заступаешься?
— Потому что он наш однополчанин, — отвечает Уилл, как будто это самая очевидная вещь на свете. — Ну помнишь, нам еще сержант Клейтон объяснял недавно? Эсперт… как там? Эсперт чего-то такое.
— Esprit de corps[5], — поправляю я.
— Да-да. Суть в том, что полк — единый организм, одно целое, а не сборище разнородных людей, каждый из которых старается привлечь к себе внимание. Да, Вульфа многие не любят, но это не повод делать из него какое-то чудовище. Он же здесь, с нами, верно? А не убежал куда-нибудь, ну, скажем, на Шотландское нагорье или еще в какую-нибудь дыру. Он ведь мог сбежать и отсидеться до конца войны.