Он уже не вспоминал, кем был две недели назад, как трясло его при первых боевых вылетах, как он раз за разом превозмогал себя, скорее стремясь выжить, чем полноценно выполнить то или иное задание, — все это осталось в прошлой жизни, к которой уже не будет возврата…
Сейчас им владели совершенно иные чувства.
Взгляд Вадима, устремленный на врага, заставил работать систему компьютерного наведения, о которой рассказывал ему Сайков, и чудовищный контур изготовившейся к стрельбе серв-машины мгновенно влип в тонкую паутину электронного прицела, а спустя секунду кружок индикатора готовности сменил свой цвет с алого на изумрудно-зеленый…
Он не думал в этот миг о себе.
Пальцы сами сдавили гашетки обоих орудий, которые отозвались глухой, ритмичной скороговоркой, и одновременно с выстрелами машина Нечаева пошла вперед, медленно поворачивая торс, а его враг, получивший десять снарядов, выпущенных с убийственно короткой дистанции, уже медленно валился на правый бок, подламывая под себя перерубленный ступоход и роняя куски срезанной брони на горячий, еще не остывший от полуденного жара песок…
Чуть левее, словно эхо от выстрелов Нечаева, раздалось спаренное стаккато, — это разрядились орудия машины Сайкова, и еще один «Фалангер» окутался ослепительными вспышками разрывов, превративших в уродливое месиво механизм его поворотной платформы. Но торжество двух внезапных побед было недолгим.
Пока боевые эскалаторы перезаряжали орудия, тринадцать серв-машин противника развернулись навстречу атакующим, и Нечаев понял: сейчас начнется самое страшное…
* * *
Сайков, поднявшийся на холм вслед за Нечаевым, видел те же самые картины, что и Вадим, но бывшим компьютерным техником владели иные чувства и эмоции, — взгляд Николая сразу остановился на ровной шеренге «Фалангеров», и в этом взгляде не было ни тени приязни.
Он знал каждого из пилотов, относившихся к разжалованному технику как к человеку второго сорта. Они считали себя вправе при случае наорать на Сайкова, унизить его, сделать жизнь рядового техника еще более невыносимой. Неизвестно, как бы повернулась судьба, уцелей его десантный взвод в тех трижды проклятых пещерах…
За полтора месяца пребывания на Кьюиге Сайков успел и полюбить, и возненавидеть эту планету, — с одной стороны, его душа и разум, привыкшие к теснине напоенных смогом улиц, к техногенным узилищам отсеков космических кораблей, не переставали поражаться необъятным девственным просторам планеты. В короткие минуты отдыха, оставаясь наедине с самим собой, он не мог надышаться, — взгляд сам стремился к туманным далям, от которых кружилась голова, и в то же время он ни на минуту не мог по-настоящему расслабиться, — стоит не вовремя сменить дыхательный фильтр, сделать глоток неочищенной воды прямо из ручья, надкусить травинку, и, скорее всего, твой жизненный путь оборвется быстро и болезненно.