Инвар на мгновенье пришел в себя. Адский грохот разрывов все равно не дал бы услышать слов, но Джон прочел по губам.
В глазах ганианца застыла безумная боль предсмертной муки. Рваные дыры в груди не оставляли никаких надежд.
— Джон… — едва слышно просипел он, сотрясаясь в конвульсиях. — Сделай что-нибудь… — Его окровавленные губы вдруг исказила улыбка… — Я так хочу жить…
Больше он не сказал ни слова.
Джон отвернулся. Его била крупная дрожь. По щекам текли горячие слезы.
Он чувствовал, что его сознание вот-вот лопнет, не выдержав того горя и ненависти, что клокотали в нем. Это было страшное чувство полной потери, от которой в груди образуется сосущая пустота и все, что еще минуту назад казалось значительным и важным, внезапно теряет смысл.
— Я вернусь… — проговорил он, прикрыв глаза Инвара и подобрав его импульсную винтовку, которую ганианец не выпустил, даже умирая.
Джон прожил долгую и трудную жизнь. Он бился на многих планетах, иногда от безвыходности, иногда по идейным соображениям, но никогда он не чувствовал, что рядом с ним есть друг. Здесь это случилось впервые, и впервые в жизни он познал то безраздельное горе, что влечет за собой его смерть. Черная пелена безумной ненависти к тупым механическим убийцам затопила его, сметая все и оставляя лишь одно желание — мстить.
На поляне оставалось шесть боевых машин.
Из горла Джона вырвался хриплый презрительный смех.
Два человека… Всего лишь двое людей положили тут тринадцать боевых роботов…
Он вышел из-под прикрытия обугленного провала и вскинул «ИМ-12».
В следующий момент зал плазмоизлучателей последнего планетарного танка накрыл ту часть поляны, где находился рейдер.
Чудовищный жар ударил в грудь Джона, швырнув его назад, во мрак древнего корабля.
Он упал, ударившись головой, но не выпустив винтовку из обгоревших пальцев. Из последних сил превозмогая боль, он вновь пополз к выходу из провала.
Почва у опор рейдера дымилась. Джон с трудом перекинул свое обожженное тело через огрызки выломанных бронеплит. Защитный костюм превратился в лохмотья. Термостойкая ткань обгорела и сморщилась. Что представляет из себя его собственная кожа, Джон попросту не думал. Он ощущал дикую боль, но продолжал ползти к выходу из древнего корабля, словно в том самом последнем выстреле, на который только и оставалось сил, заключался сейчас весь смысл его жизни…
Вокруг горел лес. Поляна была окружена стеной огня, который успел продвинуться на несколько километров в стороны, оставив за собой черное, истекающее дымом пространство, где догорали узловатые стволы исполинских деревьев.