Бахметов прищурился:
– Доводилось мне читывать что-то о Туиде, да и насчет французишек вы правы, в общем. Однако! Обратите внимание! Ни в одной из упомянутых вами стран нет и не было каких бы то ни было категорий граждан, законным образом поставленных выше закона, – как это обстоит с членами российского августейшего дома, или я не прав?
Самое скверное, что он был абсолютно прав – и Бестужев угрюмо молчал, не имея аргументов…
– И что же вы намерены делать?
– Да то же, что и вы, – сказал Бестужев. – Продолжаю прилежно исполнять свои служебные обязанности. Вы ведь, несмотря на весь ваш благородный гнев, по-прежнему от обязанностей научного консультанта не отказались? Вот видите. А я вдобавок человек военный, мне приказы исполнять надлежит… Уж если разговор у нас откровенный, то скажу вам по совести: по моему глубочайшему убеждению, к некоторым вещам следует относиться… философски. Быть может, аппарат Штепанека и в самом деле не принесет особой пользы в военном флоте…
– Особой? – фыркнул Бахметов. – Да там пользы ни на копейку!
Бестужев невозмутимо продолжал:
– С другой стороны, телеспектроскоп будет крайне полезен при междугородней связи, выполняя функции, которые телеграф выполнять не в состоянии. И кроме того, аппарат может сыграть значительную роль в кинематографе, самым революционным образом привнеся туда массу новшеств…
– Оч-чень интересно! И кто так считает?
– Ну, например, профессор Матиас Клейнберг, светило австрийской электротехники, – с нескрываемым злорадством сказал Бестужев. – Мне довелось с ним беседовать, и он прочитал мне целую лекцию, подробно живописав ошеломительные перспективы…
Профессор был несколько сконфужен.
– Ну, если Клейнберг… – проворчал он, сразу поумерив пыл. – Тогда, кто же спорит… – Он поднял голову, глаза вновь сверкнули дерзким, вызывающим любопытством. – Алексей Воинович, мне, право же, интересно… Как вы себя чувствуете?
– Я? Прекрасно.
– Нет, я оговорился, неправильно сформулировал… Я имел в виду не вас персонально, а жандармов, охранное отделение, департамент полиции. Я немного представляю себе размах, масштабы и всеохватность политического сыска. И, как ученый, в состоянии анализировать, экстраполировать, обобщать… В ваши папки, картотеки и – что там у вас еще – должна стекаться вся информация о происходящем в империи. Все должно быть в ваших прозаических картонных папочках – вся грязь, все прегрешения, все воровство, начиная с самых верхов. Информация такой полноты и размеров, какую любая оппозиция заполучить не в состоянии. А поскольку я вас считаю людьми умными… Вам не страшно в этих ваших закромах, прекрасно рисующих