Мне было не до разговоров, я попросил не будить меня до тех пор, пока сам не встану.
— И на обед?
— И на обед, и на ужин. И завтра весь день буду спать.
Девушка, видимо, осталась недовольна моей неразговорчивостью и, не сказав больше ни слова, вышла.
Раздевшись, нетерпеливо метнулся в постель и с наслаждением закрыл глаза. Разом все переживания, мысли исчезли. Я больше не ощущал ни себя, ни окружающего. Казалось, время и то застыло в блаженстве. Приятная тишина ласково увлекла в какую-то бесконечность.
Проснулся только утром. Солнце игриво глядело в открытые окна. Чистый, мягкий свет так наполнил помещение, что, казалось, стены, пол, койки, тумбочки и я сам — все потеряло весомость и растворилось в солнечном блеске. Усталости никакой.
Постели, как и вчера, пустые. Появился лишь большой букет розовых и белых цветов на моей тумбочке. Кто же позаботился? Давно не любовался цветами, но они почему-то не радовали. Тишина поразила. Стала физически ощутимой. Я насторожился, словно хотел ее услышать и увидеть. Подумать только, искать тишину в тишине!
Умываться пошел на речку. Земля сверкала обильной росой. Воздух чист и прозрачен. Вчерашней мути как не бывало. Захотелось выкупаться. Сизым испарением дышала притихшая Ворскла. На берегу женщина полоскала белье. Профиль лица мне показался знакомым. Где я видел эту женщину? На Калининском фронте, в столовой нашего полка.
— Доброе утро!
Маша вздрогнула и выпрямилась:
— Почему вы так рано встали, Арсений Васильевич? Завтрак еще не привезли.
«Значит, узнала меня. И наверно, цветы — ее забота», — подумал я.
— Освежиться захотелось.
— Купайтесь — и на завтрак.
Маша удивительно походила на мою Валю. Да и в голосе было что-то строгое, пожалуй, даже как у Вали, гордое и самолюбивое.
Теплая, чистая вода, ласковое утреннее солнце! Как чудесная природа смягчает человеческий характер! Купаясь, я забыл о повязке и замочил рану. Маше это не понравилось. Она, примяв прежний, чуть строгий вид, приказала:
— Идите скорей на перевязку…
Заботливый и повелительный тон не допускал возражений.
Оказалось, ранка сверху уже покрылась пленкой, и повязка больше не требовалась.
— Все хорошо, — заключил врач. — А теперь пошли на завтрак.
Столовая находилась под навесом. Шесть человек из обслуживающего персонала дома отдыха и лазарета с одним отдыхающим сели за небольшой стол, на котором уже стояла тарелка с черным хлебом, лежал» ножи, вилки и ложки.
— Почти полный кворум, — пошутил врач. — Можно начинать.
Официантка всем подала перловую кашу с небольшим кусочком мяса, а мне свиную отбивную с рисом, белый хлеб, булочку, кусочек сыру и масла. Хоть я и был голоден, при виде такой разницы в еде весь аппетит пропал.