— Да. Хорошая она девушка! Серьезная.
— Ну, будьте счастливы!..
3
У дома отдыха нас ожидали девушки из полка.
— Захотелось навестить и вот эти скромные подарочки вручить: по два носовых платочка из парашютного шелка, цветы, — объявила Тося Кирсанова.
Милые, какую вы принесли радость! До глубины души растрогали эти, казалось бы, маленькие знаки внимания. А впрочем, не такие ли «пустяки» и делают нашу жизнь счастливой?..
После ужина с присущим женщинам тактом, как будто случайно оставив Тосю, гостьи незаметно уехали. Тося, видно не ожидавшая этого от своих подруг, искренне удивилась и растерялась:
— Ой! И им не стыдно! Как теперь я доберусь до аэродрома?
— Здесь, Тося, есть машина, — успокоил Сачков. — Да и пешочком можно пройти.
Проводив Тосю с Мишей, я вернулся. В помещение идти не хотелось, сел на скамейку. Вдали по дорогам и полям, поднимая пыль, двигались к фронту войска. Миша с Тосей шли, доверчиво склонив друг к другу головы.
Я со всей силой почувствовал горечь одиночества и понял, что завидую Мише. Эгоизм? Да! Как захотелось, чтобы сейчас рядом со мной была жена…
— Харьков наш! — торопливо сообщила неожиданно появившаяся Маша. — Понимаете, Харьков! Там я родилась, вышла замуж. Харьков! Как он мне знаком и дорог! Так хорошо на душе, что петь хочется.
И Маша запела:
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так рвется ретивое
И терзается тоской.
В голосе было что-то и веселое, и грустное, и отчаянное.
Мы стали прогуливаться по берегу речки. Маша будто вся светилась. Говорила она возбужденно, словно изливала свою душу. Жизнь до войны у нее сложилась, как и у большинства жен военных. Учеба, работа, потом замужество. Когда родился ребенок, стала домохозяйкой. Война. От фашистской бомбы в Харькове погибли ее мальчик, отец и мать. Решила воевать вместе с мужем и уехала на фронт. Направили в часть, в которой он служил. Приехала, а его уже нет — тоже погиб. Чтобы легче перенести горе, она перевелась на другой фронт и, вся уйдя в работу, ни с кем не делилась своим несчастьем. Только освобождение Харькова встряхнуло ее и вывело из душевной замкнутости.
— Теперь я должна строить свою новую жизнь, — говорила Маша. — Начинать все сызнова. В Харькове у меня была сестра. Может, и осталась в живых. После войны поеду к ней. Пойду в школу, ведь я учительница.
Под впечатлением услышанного я молчал, размышляя о ее нелегкой судьбе.
— Э-э… Видать, я на вас тоску нагнала? — поняв мое состояние, заметила она. — Извините…
— Нет, это просто так…
— Давайте о чем-нибудь хорошем.
И мы разговорились о довоенной жизни. Довоенная жизнь! Каким далеким идеалом казалась она.