— Почему? — голос у Тюкалова звучит глухо, словно из бочки. — Потому что там орда, Вовка. Не военный отряд, не мародерская банда, не разведгруппа. Орда. Вся, мать ее, в полном составе.
— И чего? — не снова не понял Володя.
— А того, — зло отрезает Михаил. — Что кроме бойцов там и бабы будут, и дети. Понятно, что такие же ублюдочные, как и мужики их, но, один черт. А после того, что они на этих выселках сотворили… Словом, мы в этом не участвуем.
— Так ты что, думаешь, они собираются всех?.. — у молодого ходока аж голос перехватило от волнения.
— Нет, мля, после того, что они на хуторе увидали, они киданутся их баб и детишек чаем с баранками поить! Это будет бойня, Вова, мясня, в которой живых не оставляют. Нефтянские — мстят, они в своем праве. А вот мы в это говно не полезем, иначе потом вовек не отмоемся. Можно от других что-то скрыть, а вот от себя — не получится.
Назад наша колонна пошла в урезанном составе: все нефтянские, кроме Прохорова, остались. Им теперь дел надолго хватит — трофеи собирать, и без того полные телеги добра, выроднями на хуторе награбленного, под завязку набивая. Стадо, опять же. Его гнать нужно, а скорость при этом вообще никакая будет. Короче, все ополчение осталось, один только начальник стражи с нами назад поехал, ему расчет за проделанную работу с нами производить. Надеюсь, жмотничать не будет, потому как пока что весь этот рейд для нас — чистое разорение без малейших признаков прибыли. Мы даже оружие заслона, уничтоженного «Утесом» «свинобраза» брать не стали. Там, правда, не так много целого осталось: после двенадцати-то миллиметровой пули. А стоило мне к оставшемуся радиометр поднести и на цифры глянуть, как не то что руками их трогать расхотелось, а, скорее, наоборот — очень захотелось отойти шагов этак на эннадцать. Если б я хабар с таким фоном попытался в Иловлю протащить — болтаться бы мне в петле, несмотря на все былые заслуги. Как там, у древних римлян было в той поговорке «про дуру»? «Дура лекс сэд лекс»?[61] Вот-вот, и я о том же. Переживем как-нибудь и без таких вот трофеев, авось, не разоримся.
Прохоров всю дорогу молчал, что немудрено. Ну, и я его не трогал, горе у человека, куда уж тут с разговорами лезть. После добрых двухсот «капель» неплохого дагестанского коньяку из моего неприкосновенного запаса у него хоть взгляд оттаял малость, а то вообще на ходячий экспонат музея мадам Тюссо похож был. И то хлеб. Тишину, весь путь царившую в машине, он уже неподалеку от Нефтянки нарушил сам.
— Спасибо тебе, Михаил. Без вашей помощи и не догнали б мы их, а если бы даже и догнали, так все бы там и остались. Не вытянули бы мои орлы комнатные против такой толпы. Что мы вам должны?