Глава 4
КОГДА БЕСПОКОЯТ ПОКОЙНИКОВ
По Риверсайду разгуливают голуби, воркуют и флиртуют друг с другом. Виляют хвостами золотые рыбки в аквариуме на моем письменном столе. А я покуриваю трубку, пописываю мой роман о гомо совьетикус и попутно занимаюсь ретроспективным анализом недавнего прошлого.
Как-то, когда я собирался лететь в Берлин, мой комиссар Алёша с этакой ухмылочкой говорит:
- Поскольку Михаил Коряков и Володька Юрасов числятся членами ЦОПЭ, то наши дяди в Вашингтоне предлагали им тоже полететь в Берлин. Но они от страха наделали в штаны и отказались. Конечно, лучше сидеть в Нью-Йорке, гавкать по радио и писать в "Новом русском слове".
Ведь Западный Берлин - это островок, куда нужно два часа лететь над советской зоной, и если самолет почему-либо сядет, то для таких, как я, это означает смерть. А я летал туда довольно часто.
Поэтому я лучше других понимал, что должны были чувствовать НТС-овские парашютисты, когда они спускались прямо на штыки поджидавших их энкаведистов. Ведь при полетах в Берлин и я мог оказаться в подобном положении.
Но как там не крути и не верти, от этого преступления, крупнейшего предательства в истории послевоенной эмиграции, все нити идут в том же направлении. А в центре этой паутины, как паук, сидит мой комиссар Алёша.
Если я знаю что-то о каком-то преступлении и скрываю это, то по закону я становлюсь как бы соучастником этого преступления. Так или иначе, это дело нужно тщательно проверить. Но начнем с самого простого и очевидного. Если ЦРУ признает этот факт, то тогда пойдем дальше.
Позвонил я в Вашингтон моему бывшему шефу из ЦРУ Александеру и коротко сообщил ему дело Славика, который с пьяных глаз перепутал меня с Алёшей. В самой корректной форме я сказал, что, по моему мнению, Алёша и Славик - это два замаскировавшихся педераста, что в ЦРУ строжайше запрещается. А поскольку Алёша тесно связан с делом погибших парашютистов, то не мешало бы все это проверить.
- О-кей,- сказал Александер коротко и, как мне показалось, без особого энтузиазма.
Вскоре ко мне приехали два агента ЦРУ из Вашингтона, чтобы снять с меня официальные показания на магнитофон. Оперативники типа мордоворотов. Вместо удостоверения личности они первым делом стали совать мне фотографии своих жен и детей, словно стараясь доказать мне, что они сами не педерасты.
Самый критический вопрос был такой:
- А был ли у вас с ним физический контакт?
- Нет, - говорю я. - Не буду же я его иметь, чтобы только доказать вам, что он гомо. Достаточно и того, что он упал передо мной на колени и просил... в рот. А потом извинился, что перепутал меня с Алёшей Мильрудом.