— Погоди минутку, — прошипел Белк. А затем, еще больше понизив шепот, сказал: — Если ты собираешься признаться мне в том, что убил не того человека, я не желаю этого слышать, Босх. По крайней мере, не сейчас. Слишком поздно.
И он отвернулся к своему блокноту.
— Послушай меня, Белк, черт бы тебя подрал! Я ни в чем не собираюсь признаваться. Я убил того, кого надо. Но мы кое-что упустили. Еще одного человека. Убийца был не один, их было двое. На Черче висит девять трупов. Два других и тот, который мы нашли на этой неделе в цементе, — работа кого-то другого. Ты должен притормозить процесс до тех пор, пока мы не выясним, что же на самом деле происходит. Если все всплывет на процессе, это позволит второму убийце, последователю, понять, как близко мы к нему подобрались.
Белк швырнул ручку на блокнот, и она слетела со стола. Он даже не наклонился, чтобы поднять ее.
— Сейчас я тебе расскажу, что на самом деле происходит, Босх. Ничего останавливать мы не будем. Даже если бы я захотел, у меня все равно ничего бы не получилось — ведь судья у нее под юбкой. Она просто заявит протест, и все — никаких торгов. Поэтому я даже и заикаться о том не стану. Как ты не поймешь, Босх: это же судебный процесс. Помимо него в твоей жизни сейчас не должно существовать ничего другого. Ты не в состоянии контролировать его. И ты не должен рассчитывать, что тут будут объявлять перерывы всякий раз, когда тебе вздумается снова сменить пластинку...
— Ты закончил?
— Да, я закончил.
— Белк, я понимаю все, что ты только что сказал. Но мы должны защитить расследование. Существует еще какой-то тип, который убивает людей. А если Чэндлер вытащит меня или Эдгара и станет задавать свои вопросы, убийца прочитает об этом и узнает все, что знаем мы. Тогда нам никогда его не поймать. Ты этого хочешь?
— Я хочу выиграть процесс. И если ради этого придется даже скомпрометировать тебя...
— Вот именно, Белк, поэтому выслушай правду. Тут мы с тобой заодно. Отложи процесс до следующей недели, и к этому времени у нас с тобой кое-что будет. Мы придем сюда и вместе разнесем Денежку Чэндлер на мелкие кусочки.
Белк откинулся на стуле, подальше от Босха. Он устал сражаться.
— Босх, сколько лет ты проработал полицейским? — спросил он, не глядя на собеседника. — Двадцать?
Так. Вот оно. Босх молчал. Он понимал, что сейчас последует.
— И теперь ты тут сидишь и разглагольствуешь передо мной о правде? Когда в последний раз ты видел правдивый полицейский рапорт? Когда в последний раз ты излагал начальству безукоризненно правдивые аргументы, чтобы получить ордер на обыск? Не говори мне о правде! Если она тебе нужна, повидайся со священником или еще с кем-нибудь. Не знаю, куда тебе для этого нужно пойти, но только не сюда. После двадцати лет работы в полиции ты должен понимать, что правда не имеет ничего общего с тем, что здесь происходит. И правосудие тоже. Здесь — только слова, которые я когда-то вычитал в учебниках по юриспруденции.