Босх отложил бумагу. Теперь, как он заметил, на него смотрели все присяжные. Он не имел представления о том, поможет ему этот документ или — наоборот.
— Субъектом данного исследования являетесь вы, не так ли? — спросила Чэндлер.
— Да, это я.
— Вы только что показали, что не испытывали удовлетворения, однако психиатр в своем отчете утверждает, что вы все же выражали удовлетворение исходом инцидента. Кто же прав?
— В документе — его слова, а не мои. Вряд ли я стал бы говорить такое.
— А что бы вам следовало сказать?
— Не знаю. По крайней мере, не это.
— Почему же в таком случае вы подписали бланк допуска?
— Я подписал его потому, что хотел поскорее вернуться к работе. Если бы я стал препираться с ним из-за формулировок, мне никогда не удалось бы этого сделать.
— Скажите, детектив, известно ли обследовавшему вас психиатру о том, что произошло с вашей матерью?
Босх заколебался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Я ему не рассказывал. Не знаю, была ли у него эта информация.
Босху с трудом удавалось концентрировать внимание на своих словах, в его мозгу царила сумятица.
— Что случилось с вашей матерью?
Прежде чем ответить, он долго смотрел прямо на Чэндлер. Она не отвела взгляда.
— Как здесь уже говорилось, она была убита. Мне тогда было одиннадцать лет. Это произошло в Голливуде.
— И никто так и не был арестован, правильно?
— Да, правильно. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? Об этом здесь уже все было сказано.
Босх посмотрел на Белка. Тот, сообразив, что от него требуется, поднялся и заявил протест в связи с тем, что Чэндлер постоянно задает вопросы на одну и ту же тему.
— Детектив Босх, вы хотите, чтобы мы устроили перерыв? — спросил судья Кейс. — Может быть, вам нужно немного успокоиться?
— Нет, судья, со мной все в порядке.
— Ну что ж, извините. Я не могу накладывать ограничения на перекрестный допрос. Протест отклоняется.
Судья кивнул Чэндлер.
— Сожалею, что приходится задавать вам такие личные вопросы, но скажите: после ее смерти вас воспитывал отец?
— Вы не сожалеете. Вы...
— Детектив Босх! — загремел судья. — Это недопустимо. Вы должны отвечать на задаваемые вам вопросы. И больше ничего говорить не надо. Отвечайте только на вопросы.
— Нет. Я никогда не знал своего отца. Меня поместили сначала в детский дом, а потом — в интернат.
— У вас есть братья? Сестры?
— Нет.
— Значит, человек, задушивший вашу мать, не только отобрал единственного и самого близкого вам человека, он в значительной степени разрушил вашу жизнь?
— Можно сказать и так.
— Связан ли с этим преступлением тот факт, что вы стали полицейским?