Однако, вопреки ожиданию Ярослава, Ефимов как будто и знать не знал, чья это усадьба, с равнодушным видом провел друга мимо. Завернувши за угол, Димка медленно шел вдоль высокого забора, примерно в середине остановился и, взявши из него ничем не отличавшуюся от других доску, вынул ее, затем взялся за другую, и через пару мгновений в заборе образовалась дыра, в которую с успехом могли пробраться люди и не отличавшиеся такой стройностью, как Ярослав и Дмитрий.
Нырнув в эту самую дыру, Ярослав оказался позади какой-то дворовой постройки, и из-за исходившего оттуда запаха Евсеев грешным делом и правда подумал, что Димка оставит ночевать его в конюшне. Однако Евсееву повезло: задами каких-то построек, незаметно, с другого входа, они пробрались в ту часть усадьбы, где обитала прислуга.
Не успев прикрыть дверь, Ефимов прямо-таки впихнул Ярослава в ближайшую каморку, где, как догадался Евсеев, обитала только одна служанка. Усадив Ярослава на лавку, Дмитрий с напряженным лицом замер у двери.
А сделал он это вовсе не напрасно: не успели оба друга отдышаться, как послышались чьи-то шаги, и на пороге появилась довольно милая девица. Не ожидая здесь кого-то встретить, она в испуге попыталась издать один из тех душераздирающих криков, на который наверняка бы сбежалась вся усадьба, во всяком случае, та половина, где проживала прислуга, точно.
По всей видимости, Димка хорошо знал норов всех служанок, оттого с проворностью, которой мог бы позавидовать любой дворовый мальчишка, крепко зажал девке рот.
— Тихо, Ульяна, не шуми, не черти щекочут, — привыкнув всегда подшучивать, попытался угомонить ее Дмитрий и отпустил, только когда девка пришла в себя.
— Ну и напугал же ты меня! — со все еще бьющимся сердцем, пытаясь не переходить на крик, воскликнула Ульяна и только тогда заметила, что в каморке они не одни.
— Слушай, Уленька, — поняв удивление девки, обратился к ней Ефимов, — помощь мне твоя нужна. Моему другу, Ярославу, — указывая на Евсеева, объяснял Димка, — нужно немного пожить где-то…
— И местом его приюта ты выбрал мою скромную каморку! — перебила его Ульяна, которая, похоже, была не в духе.
— Я всегда считал тебя девкой сметливой, да догадливой, — умасливая ее, сказал Димка.
— Уста-то у тебя медовые, да только нрав тяжелый! — вздохнула Ульяна. — Вот и теперь, поди, сперва приятеля ко мне поселишь, а потом в моей скромности, да добродетели сомневаться станешь.
— Если бы я в ней сомневался, то уж явно не стал бы селить Димку в столь близком от тебя соседстве, — оправдался Ефимов и со всей строгостью, на которую только был способен, добавил. — Хочешь ты этого или нет, но Ярослав будет здесь жить, и никто не должен об этом знать.