Как преобразились те самые люди, которых Дмитрий Александрович какой-нибудь час назад видел окаменевшими в строю! Будто оттаяли. Двухметровый детина — правофланговый боцманской команды — оказался тенором, солистом хора, котельный машинист — отменным скрипачом, а начальник медицинской службы побаловался на эстраде со штангой, показывая свое отличное здоровье и силу.
Матрос со скуластым лицом изображал птиц. Он ворковал голубем, трубил лебедем и заливался соловьем. Сам он был кругленький и низкорослый, а очень похоже и комично передразнивал танцующего журавля, летящего гуся и скакуна-воробья. Под конец он залился жаворонком и, трепыхая ладонями, как крылышками, убежал так, что показалось, вот-вот он взовьется в небо над крейсером. Что-то бесконечно милое было в этом номере, как будто матрос поведал о своей любви к родной ему и далекой от моря стороне.
— Бис! Умитбаева! — заревели зрители.
Но артист и не показался. «И правильно делает, — одобрил его Дмитрий Александрович. — Хорошеньким надо угощать понемножку». И вдруг ему самому привиделась зимняя степь и большие жаворонки на заснеженной дороге.
«В степи сейчас весна, небось, в разгаре… И ты, братуха, перед праздником отлично „отстрелялся“. — Дмитрий Александрович улыбнулся тому, как брат Артем сравнивал весенний сев с хорошо подготовленным залпом. — А здорово башкиренок матросов за душу взял…»
Дмитрий Александрович вспомнил вчерашний шуточный доклад Селяничева о том, что с корабля свезено на берег три мешка матросских писем, а морякам из родных краев привезено пять мешков. Он стал думать о своих, об отце и матери, о милых племянниках. Как-то там нынче празднуют в родной маленькой квартирке? Радостно им тоже всем.
Это была знаменитая самодеятельность крейсера. В иностранных портах, куда приходили советские корабли с визитами дружбы, такие концерты привлекали десятки тысяч зрителей. Сдержанность Селяничева, его приятный голос и весь вид его, красивого и сильного человека, были как бы последним штрихом концерта.
«Чистый он душой, — думал о Селяничеве Дмитрий Александрович. — Даже чересчур чист и прямодушен, безо всякой хитринки и дипломатии служит: далеко не уйдет».
После успешной стрельбы командир соединения контр-адмирал Арыков но праву первенствующего в командирском салоне лица пригласил к обеду старпома Платонова и Селяничева. Этим адмирал показал свое благорасположение к командованию крейсера. Однако Арыков никакого разговора за столам не заводил. Плотно пообедав, он позвонил и, не глядя на вестового, потребовал чаю.