Но стоило им, оставить пальто в гардеробе и окунуться в массу людей, оживленных и празднично нарядных, как глаза Жени заблестели удовольствием.
— Вот! — сказала она и, взяв Дмитрия и Марину под руки, вовлекла их в вереницу людей, шествующих в двух встречных потоках по загнутому подковой коридору.
И это Женино «вот» прозвучало очень емко. Дескать, смотрите, тут все настоящее театральное: и партер, и амфитеатр, и ложи в ярусах, и большая сверкающая люстра, и богатый занавес, и уютное фойе с портретами артистов на стенах, и буфет, и чопорные капельдинеры в униформе. Все это, конечно, не так помпезно, как в Большом театре, но посмотрите на людей: они в том же настроении, как и те, которые приходят в театры Москвы и Ленинграда.
На Жене было уже знакомое Дмитрию темно-вишневое шерстяное платье, очень простое и элегантное. Она чувствовала себя в нем превосходно и, прогуливаясь по паркету, весело выставляла свои стройные ноги в лаковых туфельках. Она повела Дмитрия и Марину в буфет, женщины съели по пирожному, а Дмитрий выпил пива: это нужно было обязательно сделать, потому что они пришли в театр.
Во время действия Женя угощала мятными конфетами, и это тоже было обязательным в театре, неспроста же конфеты назывались «театральными».
Шел балет Иэнэ Кэнэшшэи «Платочек». Если девушка дарит парню платочек, значит, она согласна выйти за него замуж. Этот венгерский народный обычай и был поэтической основой балета.
Билеты оказались не совсем удачными — в близкую к рампе ложу. Марина и Женя заняли места впереди, а Дмитрий позади них. Марина в своем скромном черном платье сидела прямо, по привычке скрестив на груди руки; на ее липе почти не отражалась смена впечатлений от происходившего на сцене. Уже с самого начала спектакля было ясно, что все окончится благополучно: добродетель восторжествует, а порок будет наказан. Чистая, трогательная любовная история на сцене всколыхнула давнее, пережитое, которое, она знала, не вернется к ней, и в то же время будет всегда с ней.
Женя все свое внимание приковала к сцене. Иногда она отрывалась от сцены и бросала умоляющие взгляды то на Дмитрия, то на Марину, как бы приглашая их разделить се восхищение. В последнем акте балерина Рощина очень поэтично исполнила танец цыганки со скрипкой. Женя замерла, прижала руки к груди и даже прикусила свой кулак.
По окончании спектакля она крепко взяла под руки Дмитрия Александровича и Марину.
— Понравилось вам? Ведь, правда, очень хорошо?! — спросила она, с тревогой заглядывая им в лица.
— Спасибо, Женя, за культпоход, — ответил Дмитрий и подумал: «Вот она какая, оказывается… Пройдет у нее разочарование, и хорошо полюбит она! И она ждет своего счастья чисто по-девичьи».