Он лежал, то проваливаясь в огненную темноту, то вновь всплывая на поверхность ночи, теряя сознание и возвращаясь к жизни, лежал в грязи и в холоде, небритый, искусанный крысами, прижимая к себе тощий, но тяжелый рюкзак. Ему казалось, что он тонет, медленно погружается в свое далекое детство.
Он увидел глаза отца — Грегора Хессенштайна, мрачного, немногословного человека, преисполненного неколебимого достоинства, становившегося разговорчивым лишь тогда, когда речь заходила об исторической миссии Германии. Адальберт видел сейчас всех близких, видел свою мать Гудрун на похоронах отца — смерть настигла его после второго инфаркта, — видел себя самого, вынужденного отныне заботиться о пропитании семьи, шныряющего по черному рынку, необычайно разросшемуся в Веймарской республике на почве инфляции и безработицы…
— Десятый час, пора на рынок! — оповестил раздраженный мужской голос. — Или хотите за все переплачивать?
Казалось, люди в подвале поднялись одновременно. Попытался вскочить на ноги и Адальберт, точно по приказу, которому привык повиноваться. Но в глазах тотчас потемнело, к горлу подступила тошнота, и он неуклюже повалился наземь. В беспомощном удивлении он смотрел на человеческое лежбище, пришедшее в лихорадочное движение.
— Очнулись, господин Хессенштайн? — услышал он над ухом вкрадчивый, будто глумящийся над его немощью шепот. — Долгонько… Я уж было подумал… — Повинуясь безотчетному рефлексу, он резко повернулся в сторону говорящего. Лицо отпрянуло и расплылось в тумане, шепот перешел в испуганную и в то же время угрожающую скороговорку: — Да вы не подумайте… Это ж я вас приволок сюда в беспамятстве! Если б не я, так русские — да что там русские! — свои же немцы убили бы и обобрали дочиста. Но я не такой, я и добро и зло помню… Надо, чтоб все по-честному. Лежите смирно, я скоро поесть принесу. А тогда уж и рассчитаемся…
Голос стих, послышались удаляющиеся шаги. Он остался один. Спустя какое-то время в сознании опять всплыло его собственное имя: Адальберт Хессенштайн. Он заставил себя сесть и снова попытался обследовать содержимое вещевого мешка. Тут Хессенштайн вспомнил, кто он теперь, и, вновь теряя сознание, со всей непреложностью понял, что должен выбраться из этого крысиного логова, чего бы это ни стоило.
Взгляд в прошлое
Впервые Адальберт-Оскар Хессенштайн обрел себя, когда в 1925 году вступил в ряды молодежной нацистской организации. Казалось, сама природа наделила его всеми качествами, необходимыми для блестящей партийной карьеры. Помимо безупречного арийского происхождения, он был по-бюргерски сметлив и в то же время управляем, отличался тем парадоксальным сочетанием сентиментальности и животной жестокости, которое составило едва ли не ведущую черту характера нового сверхчеловека. Лежа сейчас в полузабытьи, он будто заново собирал себя из обрывков воспоминаний, хаотично круживших в мозгу.