Надеялся, что у окруженных войск хватит сил удержать наступающие танковые колонны на участках Вяземского большака не дальше села Хмелита.
Тогда немцы не сумели бы замкнуть Вяземский котёл, а полмиллиона красноармейцев и командиров смогли бы, получая вооружение и подкрепление по Московско-Минскому шоссе и по железной дороге, отстоять город Вязьму, превратив его в твердыню, подобную Сталинграду...
Не Витькина вина, что точные топографические карты были документами повышенной секретности и не выдавались даже командирам фронтовых рот. Теперь, когда Виктор побывал в знакомых с детства местах, он с горечью понял, что многие "знакомые" места ему не знакомы. Там, где в школьные годы он бродил с ружьем по бескрайним лесным чащам, сейчас были хлебные поля, перемеживающиеся редким олешником по низинам, ручьям и оврагам. Белели на взгорках берёзовые рощицы на деревенских околицах. Настоящие леса, в районе возможного прорыва немецких танков от Пигулино на Бараново были островками среди полей, лугов и пастбищ.
Лишь между деревнями Чащевка, Ямново, Марюхи и Богродицкое шумел кронами деревьев пятнадцатикилометровый лесной массив, в который, как помнил Виктор из рассказов местных жителей, слышанных в детстве, по причине крайней безвыходности или по глупости командования были, в реальной истории, скучены сотни тысяч голодных военнослужащих, вынужденных оставить врагу сотни тонн боеприпасов и горючего. Вынужденных, согласно приказу, уйти из деревень убравших урожай хлебов и картофеля, имевших тысячами голов коров, овец и синей на колхозных фермах и крестьянских подворьях, оставив всё это фашистам.
Виктор подошел к коновязи. Вытащил из кармана ржаной сухарик и протянул его Черкесу. Черкес коснулся ладони тёплыми бархатистыми губами и медленно, словно растягивая удовольствие, захрумкал сухариком, выжидающе глядя на хозяина большими влажными глазами.
Черкес...
Однажды среди ночи, выйдя из палатки покурить, Виктор услышал всплески и пофыркивание на середине Днепра. Витьке вспомнилось Лермонтовское стихотворение "Злой черкес ползет на берег, сжав в зубах кинжал...". Звуки, доносящиеся с реки, были настолько явственны, что не могли исходить от таящегося врага. Видимо лось переплывал реку, уходя от тревожного гула далёкого фронта. Виктор затаился, надеясь полюбоваться лесным великаном и горько сожалея, что в штабной палатке нет ни ружья ни винтовки. Невидимые в ночи триста килограммов мяса, напряженно сопя широкими ноздрями плыли к берегу. Вот животное достало ногами до дна, и по мелководью двинулось к Виктору. Ручейки воды с частым бульканьем стекали с животного в речную воду. Виктор перестал дышать, вжался в траву, а большой тёмный зверь склонился к нему, нюхнул Витьку, оценивая жив ли лежащий человек, губами коснулся щеки и тихонько позвал человека лошадиным ржанием. Виктор, не делая резких движений, взял коня за гриву, поднялся на ноги, погладил лошадиную морду, накинул ему на шею свой поясной ремень и повел в сторону продовольственного склада. Разбудил Ваню Земана. Выпросил у Вани полведра овса и два метра верёвки. Пока Ваня придерживал коня, жующего овёс, Виктор связал из верёвки подобие конской уздечки, зауздал коня и закрепил повод на коновязи возле штабной палатки. Затем вынес из палатки кусочек дефицитного сахара, припасенный для завтрака и, отдав сахар коню, погладив вздрагивающую конскую холку, ушел немного вздремнуть перед рассветом.