Клеопатра (Декс) - страница 127
Слишком рискованно, конечно, черты этого доблестного потомства выводить из характера одного только Антония, основателя генеалогического древа. Тем не менее родственная близость достаточно объясняет причину, по которой все историки и литераторы, воспевающие потомков Антония, явившихся одновременно наследниками Октавиана, так ополчаются на Клеопатру. Началось это еще с битвы в Амбракийском заливе. Для Горация Клеопатра — гении зла, для Вергилия — божественное чудовище. Но уже вскоре уровень полемических выпадов снижается. Для Проперция, несколькими годами позже, она превращается в шлюху из трущоб Александрии.
Так изображают Клеопатру «чисто римские» авторы. В том же духе пишет и Иосиф Флавий, сторонник Ирода, который поспешил в Александрию, едва ему стало известно о смерти Клеопатры. Он привез с собой «пустяковую» сумму в восемьсот талантов, желая тем самым укрепить свою дружбу с Октавианом. В качестве ответного дара он получил Иерихон с его окрестностями, пожалованный некогда Антонием Клеопатре, несколько городов в Сирии, личную охрану Клеопатры и воспитателя ее детей в придачу, чтобы придать ему немного лоска, поскольку он превращался теперь в заметную персону.
Что до Октавиана, то через три года он становится императором Августом, чья мудрость, милосердие и прочие добродетели нам хорошо известны.
Здесь останавливается история и зарождается легенда. Одним из ее создателей можно считать самого Августа, уверяющего, что добродетель молодого Октавиана не поддалась колдовским чарам, которым простой смертный противиться был бы не в силах. Потрудились позднее и потомки Антония, ставшие наследниками Августа и желающие, чтобы преемники Октавиана-Августа были одновременно потомками богов. Клеопатра приобретает атрибуты богини Венеры, но происходит это как раз в тот момент, когда влияние христианства лишает ее былого очарования, уничтожает вкрадчивое обаяние язычества. Однако о ней вспоминает, естественно, Запад, когда изобретет романтическую любовь, любовь-страсть эпохи крестовых походов. В Сирии, в столь часто посещаемых Антонием и Клеопатрой местах, крестоносцы, прочтя сделанные по велению императоров надписи, увидят в них не свидетельство злых чар Клеопатры, а знаки куртуазного служения рыцаря своей даме.
И эта женщина-царица, которая получила в жизни, по существу, столь мало любви, которой приходилось искать в Риме таких соправителей, которые не грозили бы ей смертью, обманутая, покинутая пятидесятилетним Цезарем в возрасте двадцати лет и настрадавшаяся от выходок сорокалетнего Антония, когда ей было за тридцать, становится вдруг торжествующим воплощением любви, второй Еленой Троянской.