В этой атмосфере собираются приверженцы юного царя. Вот как Плутарх описывает дело:
«Потин, управлявший всеми делами, собрал совет самых влиятельных людей (их влияние зависело исключительно от его произвола) и велел каждому высказать свое мнение. Возмутительно было, что о Помпее Магне совет держали евнух Потин, хиосец Теодот — нанятый за плату учитель риторики, и египтянин Ахилла. Эти советники были самыми главными среди спальников и воспитателей царя. И решения такого-то совета должен был ожидать, стоя на якоре в открытом море вдали от берега, Помпей, который считал ниже своего достоинства быть обязанным своим спасением Цезарю!
Советники разошлись во мнениях: одни предлагали отправить Помпея восвояси, другие же — пригласить и принять. Теодот, однако, желая показать свою проницательность и красноречие, высказал мысль, что оба предложения представляют опасность: ведь, приняв Помпея, сказал он, мы сделаем Цезаря врагом, а Помпея своим владыкой; в случае же отказа Помпей, конечно, поставит нам в вину свое изгнание, а Цезарь — необходимость преследовать Помпея. Поэтому наилучшим выходом из положения было бы пригласить Помпея и затем убить его. В самом деле, этим мы окажем и Цезарю великую услугу, и Помпея нам уже не придется опасаться. «Мертвец не кусается», — с улыбкой закончил он.
Советники одобрили этот коварный замысел, возложив осуществление его на Ахиллу[5]. Тот прихватил с собой Луция Септимия, который служил некогда у Помпея, а затем был трибуном в легионах Габиния в Александрии, центуриона Сальвия и еще несколько их человек. Они сели в лодку и направились к галере.
Потин уже не стеснялся. Вблизи побережья стали маневрировать египетские военные корабли, и на отмели появились пехотинцы. Пожелай Помпей спастись бегством, ему было бы не уйти без боя.
Ахилла приблизился к галере и извинился за скромный прием. «Воды здесь мелкие, — сказал он, — и потому мы вынуждены принять императора без надлежащей пышности». Корнелия, жена Помпея, тревожилась за мужа, но он запретил ей себя провожать. Предшествуемый двумя центурионами, вольноотпущенником Филиппом и рабом, Помпей сошел в лодку. Когда Ахилла подал ему руку, он обернулся к Корнелии и сыну Сексту и произнес два стиха из Софокла:
Когда к тирану в дом войдет свободный муж,
Он в тот же самый миг становится рабом[6].
После чего лодка удалилась.
Вот как описывает эту сцену и этот пейзаж знаток античности Артур Вейгол, генеральный инспектор по памятникам древности в Египте в межвоенный период: «Молчание царило в лодке, пока она двигалась по мутному морю. Это происходило в пору нильских разливов, и главное течение Нила окрашивало лимонно-желтым цветом голубые воды Средиземного моря. Влажный зной египетского лета и пустынность лишенного красок побережья вблизи понурого городка внушали безотрадное чувство».