В апреле 56 года у триумвиров появилась надобность встретиться в Лукке, чтоб укрепить свой союз, давший трещину после недавних событий. Одним из существенных моментов нового компромисса было обещание Помпея больше не вмешиваться в дела Египта. Третьему союзнику, Крассу, выпало на долю заняться Сирией, а заодно и Парфянским царством (нынешняя Персия).
Итак, дела Авлета пошатнулись, несмотря на все его затраты. В Риме оставался лишь Цезарь, который не желал впутываться в сложные египетские дела. Впрочем, он не желал также, чтобы в них впутывались другие.
Это-то и спасло в конце концов Авлета. В результате луккской встречи решили отозвать прежнего правителя Сирии, и Красс получил таким образом свободу действий. Однако Египет был слишком близко от Красса, и это пришлось не по душе Цезарю. В силу тайного соглашения верный помощник Помпея Габиний остался в Сирии, несмотря на все протесты сената.
И вскоре в этом уголке мира разразились одно за другим странные события. Сначала Габиний дал разрешение одному из своих военачальников Архелаю — одновременно великому жрецу Команы Понтийской — отправиться в Александрию, чтобы жениться там на царице Беренике. Но уже вскоре, с приходом весны, Габинию показалось, что этот брачный союз поставит под угрозу прибрежные города Сирии, и он отправился на завоевание Александрии, а Авлет присоединился к его обозу.
Эта экскурсий обошлась Авлету в десять тысяч талантов. Официально Габиний действовал по собственной инициативе. Впрочем, никто из триумвиров не захотел да и не смог принять в этом участие. Однако выгоду из этого извлек, как ни странно, один только Цезарь.
Итак, Авлет восстановлен в прежних правах. Клеопатра наблюдает за событиями со стороны. Теперь, когда перед ней открывается дорога к трону, она думает, что придётся платить за это. Кому? Помпею, официальному покровителю лагидской монархии? Крассу, который рано или поздно вступит в командование сирийскими войсками? Цезарю, который за тысячи миль отсюда, из глубин неведомой варварской страны, дергает за невидимые нити, заставляя двигаться по своей воле этих повелителей вселенной, имя которым римляне?
Кто знает, может, как раз в эти дни празднеств и тревоги Клеопатра обратила свой взор на дальнего родственника Цезаря, который в своя двадцать восемь лет достиг высокого положения, ибо он командует конницей Габиния. Его участие решило судьбу сражения в Пелусии, на берегу восточного рукава Нила, где войска Архелая были разгромлены. О кем заговорили. Он противился тому, чтобы пленные были перзбиты, как на том настаивал Авлет; он добился, чтобы Архслаю, у которого он некогда гостил, соорудили достойную могилу. Его решительные действия не вполне соответствуют скромной должности военного трибуна. Сказалось ли в этом его непомерное честолюбие? Следует ли в этом видеть влияние далекого Цезаря?