— Недели две, возможно — три, монсеньер.
Вся гостиная зароптала. Как! Три недели? Он рассчитывает познакомиться с Римом за три недели! Да на это потребуется полгода, год, десять лет! Первое впечатление ошеломляет, чтобы оправиться от него, необходимо побыть подольше.
— Три недели! — пренебрежительно, как обычно, повторила донна Серафина. — Разве можно узнать и полюбить наш город за три недели? К нам возвращаются именно те, кто наконец нас узнал.
Не разделяя общего возбуждения, Нани ограничился только улыбкой. Он слегка помахал тонкой кистью руки, выдававшей его аристократическое происхождение. Пьер скромно пояснил, что приехал, чтобы похлопотать по одному делу, и как только с этим делом будет покончено, он уедет. Прелат, все так же улыбаясь, заключил:
— О, господин аббат, конечно, задержится. Надеюсь, он пробудет здесь, к нашему удовольствию, не три недели, а много дольше.
Хотя слова эти были произнесены учтиво и спокойно, они встревожили молодого священника. Что ему известно, этому прелату, что он хотел сказать? Склонившись к дону Виджилио, который молча сидел рядом, Пьер тихонько спросил:
— Кто он такой, монсеньер Нани?
Но секретарь ответил не сразу. Его иссушенное малярией лицо посерело еще больше. Обведя присутствующих горячечным взглядом, он убедился, что за ними никто не наблюдает, и только тогда прошептал:
— Асессор Священной канцелярии.
Этого пояснения было довольно; Пьер уже знал, что асессор, молча присутствующий по средам на заседаниях канцелярии, вслед за тем, вечером, является к его святейшеству с отчетом о делах, которые обсуждались в тот день. Эта еженедельная аудиенция, этот час, проведенный наедине с папой и позволяющий касаться любых вопросов, ставит асессора в особое положение, дает ему значительную власть. И к тому же должность эта соответствует кардинальской, асессор может быть впоследствии возведен в кардинальский сан.
Монсеньер Нани казался человеком очень простым и любезным; он посматривал на молодого священника так ободряюще, что тот счел своим долгом опуститься возле него в кресло, которое наконец покинула старая тетушка Челии. Разве такая встреча в первый же день с могущественным прелатом, чье влияние, возможно, откроет перед ним все двери, не предзнаменование победы? Пьер был весьма растроган, когда Нани почти сразу учтиво спросил его с видом глубокой заинтересованности:
— Итак, любезный сын мой, вы написали книгу?
И, вновь поддавшись увлечению, забывая, где он находится, Пьер доверчиво рассказал, как вспыхнула в нем жгучая любовь к страждущим и обездоленным, вслух размечтался о возрождении христианской общины, заранее торжествуя победу обновленного католицизма, который станет религией вселенской демократии. Мало-помалу голос Пьера зазвенел, и в суровой старой гостиной наступило молчание; все с возрастающим удивлением и леденящей холодностью прислушивались к словам аббата; тот, однако, ничего не замечал.