Факелы, скрученные на скорую руку, полетели на кровлю. Уже почти стемнело, когда бревна терема поддались, наконец, огню. Попытка осажденных вырваться через задний ход была встречена ливнем стрел и захлебнулась в крови — шестеро трупов остались лежать у входа. Пламя постепенно разгоралось и вскоре стало ясно, что никакого выхода у обороняющихся нет. Передняя дверь терема распахнулась и на крыльце показалась коренастая фигура.
— Княже! Не вели стрелять! Мы все сдаемся! — Митрофан швырнул меч на землю и держа пустые руки над головой пошел к стоявшим в отдалении комонным. За ним потянулись остальные — мужики, бабы и детишки подальше от смертоносного пламени. Их всех немедля окружили дружинники, заставив встать на колени в ожидании княжеского слова.
— За что, княже? — пленник недоумевающее глянул на Давида, соскочившего с коня. — Послужить тебе хотел, а ты…
— Узнаешь, переветник? — Тот ткнул в лицо отшатнувшемуся Митрофану грамоту, писанную на дорогом пергамене. — Послужить хотел… только не мне, а Васильку Теребовльскому.
— Это какая-то ош…,- полусотник узнал свое послание волынскому князю, которое поручил доставить племяннику с двумя ратными.
— Ошибка, что я получил грамоту сию, а не Василько. С ним еще разговор будет! — взбешенный Давид вырвал из ножен короткий меч и с силой ударил стоявшего в живот. Отпихнул сползшее на землю тело и махнул окровавленным мечом своим ратникам. — Всех. Бейте всех, кто выше тележной чеки.
Затем повернулся, отыскал глазами совсем молодого парня в порванной кольчуге и одобрительно кивнул, заметив обагренную вражеской кровью одежу:
— Молодец! И путь нам показал, да и в бою не сробел! За преданность беру тебя в свою младшую дружину!
— Благодарствую, княже!
Александр был единственным, кто знал почему и как письмо, адресованное самому Давиду Игоревичу, стало иметь адресатом совсем другого князя. Единственное, что вызывало тогда досаду — он не мог открыто в глаза объявить тем, кого резали в отблесках пожара, что их смерть — это возмездие за разоренное селище за Кипенью.
Но ничего, он еще сможет высказать в лицо врагу все!
Несколько дней ранее. Княжий погост.
Загаженное, обесчещенное селение с трудом приходило в себя. Вернувшиеся в свои дома ратники боярина Федора только зубами скрипели, глядя на картины всеобщего разора — почти все годами нажитое добро, что было схоронено в скрынях и погребах, было расхищено. А в двух отбитых лодьях не было и четверти недостающего.
— Хорошо хоть пожечь не успели, — сумрачно заметил десятник Кондратий, — да скотинное стадо пастухи сумели подалее в лес угнать. Федор Лексеич вернется скажу ему обязательно: «Вот что бывает, коль писца вместо воя главным ставить!»