В 1600–1601 годах в Эльмине жил голландский мореплаватель Питер де Мари. В книге, где он описал свои путешествия, можно прочитать и такие строки: «Вначале мы их [1] обманывали не только тем, что неправильно мерили полотно, но и тем, что продавали им разбитые тазы, дырявую посуду, гнилые ткани, сквозь которые просыпалась даже фасоль; ножи столь заржавевшие, что их невозможно было, не сломав, вытащить из ножен, и другие такие же товары. Но теперь они стали умнее и хорошо знают наши товары, так что обман почти всегда раскрывается».
Таким образом, африканцы перестали быть доверчивыми и стали внимательно осматривать европейские товары, прежде чем обменять их на золото.
Мы бродили по Эльмине — центру этих «торговых» связей, слушая рассказ гида, из которого было ясно, что надувательство африканцев при обмене товаров — это лишь первая из печальных глав истории крепости.
Нас провели во внутренний двор, где росли тропические цветы. Вдоль стен тянулась галерея с темными помещениями, закрытыми решетками. Здесь был когда-то рынок, на котором продавали в рабство женщин. А в одной из комнат галереи содержались в ожидании смерти взбунтовавшиеся рабы.
Торговля африканскими рабами резко возросла после открытия Америки, которой для обработки многочисленных плантаций требовалась дешевая рабочая сила. Предприимчивые дельцы поняли, что африканцы «прекрасно подходят» для этой цели, и началась эпоха работорговли, не имеющая себе равной в истории.
До наших дней сохранилось воспоминание современника работорговли в Эльмине — голландца Вильяма Босмана. Он провел в принадлежавшей в то время голландцам крепости четырнадцать лет. В 1700 году Босман написал своему другу:
«Рабов для продажи выводят всех вместе, мужчин и женщин, голых, на площадку, и наши врачи тщательно осматривают их. В одну сторону отводят тех, кто абсолютно здоров, в другую — тех, кто имеет какие-то недостатки. Инвалидами считаются все, кому больше тридцати пяти лет, у кого плохо развиты руки или ноги, недостает зубов, или те, кто болен. Когда инвалидов уводят, здоровых мы нумеруем и записываем, кем они поставлены. К этому времени уже готово раскаленное клеймо с названием нашей компании, чтобы мы могли выжечь его у каждого раба на груди. Мы делаем это для того, чтобы отличить их от рабов английских и французских, у которых другое клеймо, а также для того, чтобы негры не подменили рабов и не подсунули нам кого похуже… О цене на рабов мы обычно не говорим, так как она более или менее стабильна, причем женщины на четверть или на пятую часть дешевле мужчин. После того как за рабов заплачены деньги, они уже считаются нашими, и нам приходится заботиться об их питании. Мы даем им хлеб и воду, что обходится примерно по два пенни в день на раба, и поэтому стараемся как можно скорее отправить их, чтобы не кормить… Вы бы удивились, если увидели их в трюмах кораблей — по шесть, семь сотен в каждом…»