Несмотря на близость моего дома к школе № 12, мы не относились к ее микрорайону, границы которого были проведены весьма прихотливо. В частности, дети, жившие на четной стороне Арбата, имели право учиться в школе № 12, а дети с нечетной стороны (такие, как я) – не имели. Для того чтобы туда попасть, был нужен блат, и такой блат неожиданно нашелся. Как оказалось, один знакомый журналист только что сделал газетный материал о школе. Мои родители договорились, что меня переведут после четвертого класса, а до этого я должен буду нагнать моих будущих одноклассников по французскому языку в течение текущего учебного года.
Во французскую школу мы должны были перейти с моей одноклассницей Машей Бочарниковой, с которой я к тому времени подружился. Мы вместе выпускали сатирическую стенгазету «Метла», придуманную мною во втором классе. Я же сочинил и стишок, который мы использовали в качестве эпиграфа: «Двойки и тройки из класса долой / выметем начисто нашей метлой». Маша не была такой общественно активной, как я, зато отличалась веселым нравом, правдолюбием и чувством справедливости, так что общий язык был найден.
Маша жила по соседству на Арбате, на первом этаже дома № 53, того самого, в котором недолго жил Пушкин сразу после женитьбы и где сейчас висит мемориальная доска и находится музей. В те времена музея еще не было. Вернее, борьба за его создание уже началась, но районные власти были не в состоянии расселить жильцов. После революции дом был полностью перестроен, разделен на квартиры, большинство которых было коммунальными, а посередине фасада, выходившего на Арбат, приделано крыльцо, откуда, собственно, и входили в Машину квартиру.
У Маши были очень милые интеллигентные родители: мама – доцент биофака МГУ, а папа – стоматолог. Они быстро договорились с моими родителями, что нам с Машей найдут общую учительницу французского, которая подготовит нас для перехода в спецшколу.
Такая учительница была вскоре найдена. Звали ее Ксения Владимировна, она жила в Трубниковском переулке, в маленьком уютном особнячке со своей мамой и племянником. Мама Ксении Владимировны была настоящей француженкой. Она приехала в Россию на заработки до революции, видимо в качестве гувернантки, да так и осталась. Это была маленькая, сухонькая, необычайно живая и приветливая старушка. Ей было чуть ли не девяносто, но при этом она вдевала нитку в иголку без очков и постоянно была чем-то занята – или шила, или готовила. Племянник Ксении Владимировны, высокий красивый бородатый молодой человек, был студентом или аспирантом физиком. Между собой все трое говорили по-французски. В доме стояла старинная темная мебель, висели тяжелые шторы. Мы занимались в светлой комнате при кухне, которая выходила в маленький садик с вишней. Как и предсказывала Ксения Владимировна, весной в этот садик прилетел соловей и распевал во время наших уроков.