— Ей нужно бежать от него, сломя голову, — подвела итог Кэтрин. — Одиннадцать лет они живут на этой голубятне над гаражом. Знаете, а ведь Том у нее — первый за все эти годы.
Бутылка виски — вторая за этот вечер — пошла по кругу, вызвав оживление у всех присутствующих, кроме Кэтрин, которая уверяла нас, что «ей достаточно… и вообще… страшно весело и так…» Том отправил привратника за какими‑то удивительными сандвичами, якобы запросто заменяющими ужин по полной программе. Мне ужасно хотелось уйти, подышать свежим воздухом, побродить в сумерках по аллеям парка, но как только я собирался подняться и откланяться, то сразу же оказывался вовлеченным в очередной спор на повышенных тонах, который буквально приковывал меня к креслу. Неожиданно мне пришло в голову, что в этот самый момент случайный прохожий смотрит с улицы на наши светящиеся под самой крышей окна и силится понять, какие страсти кипят за желтыми квадратами оконных рам, какие людские секреты таят они в этот летний вечер. Мне даже показалось, что я отчетливо вижу его поднятую вверх голову, выражение лица, задумчивые глаза. Я чувствовал, что раздваиваюсь и нахожусь в комнате и одновременно на улице, — ошеломленный и восхищенный многообразием жизни и бесконечностью проявлений бытия. Миртл придвинула свой стул к моему дивану и начала рассказывать о том, как познакомилась с Томом, а мне хотелось закрыть глаза и раствориться в ее теплом дыхании и обволакивающих волнах тихого голоса.
— Впервые я увидела его в поезде. Мы оказались рядом: знаете, два маленьких сиденья возле тамбура, друг против друга — их всегда занимают в последнюю очередь. Я ехала в Нью — Йорк к сестре и собиралась у нее переночевать. Помню, на Томе был фрак и лакированные кожаные туфли, и я буквально не могла оторвать от него глаз, но как только он пытался поймать мой взгляд, я делала вид, что рассматриваю рекламу у него над головой. В толпе на вокзале он оказался рядом со мной и сильно прижался накрахмаленной манишкой к моему плечу. Я сказала, что немедленно позову полисмена, но он знал, что я этого не сделаю. Я была вне себя от возбуждения, наверное, в тот момент я вообще не понимала — садимся мы в такси или в вагон подземки. А в голове пульсировало что‑то вроде: живешь только раз… живешь только…
Тут она отвернулась от меня к миссис Мак — Ки, и в комнате зазвенел ее нарочито громкий смех.
— Милочка, — чуть ли не кричала она, — да подарю я вам это платье, когда оно мне совсем надоест! Вот завтра же куплю себе новое — и подарю. Составлю список дел, которые немедленно нужно переделать. Массаж и завивка, еще ошейник для собаки и такую симпатичную пепельницу на пружинке, главное, венок на могилу матери — знаете, такой с черной муаровой лентой, он еще не осыпается все лето. Все нужно записать, иначе забуду…