Но разве любой этап жизни не оборачивается мифом, едва успев закончиться? Он остается в памяти пословицей с неясным смыслом. Давно изобретен автомобиль, а мы по-прежнему требуем не ставить телегу впереди лошади. И после замедления мы продолжали использовать такие выражения, как «дневные грезы», «ночные кошмары», а утренние часы обозначали все более и более таинственным словом «рассвет». Вот и мои родители по инерции называли друг друга «милый» и «милая».
Мне хочется подробнее рассказать о том первом «часовом» воскресенье, потому что время тогда буквально помчалось вскачь. Мы уже успели привыкнуть к предшествующим ему длинным и ленивым дням. И вот утро пролетело за одно мгновение. Затем с невероятной скоростью промелькнул полдень. Часы сыпались один за другим, будто кубарем катились с горы. Их неожиданно оказалось так мало!
Родители весь день избегали друг друга. В доме воцарилась удушливая тишина. В любое другое воскресенье я бы сбежала к Ханне.
А теперь мне пришлось навестить свою старую подругу Гэбби. Она жила через три дома от нас, мы вместе выросли, но в последнее время виделись редко.
— Думаю, что с «временем по часам» все будет круто, — сказала Гэбби, когда мы оказались наверху, в ее спальне.
Сидя на неубранной кровати, она вторым слоем красила ногти в черный цвет. Гэбби предложила мне сделать то же самое, но я отказалась. Лак блестел, как вороново крыло, так что даже отдавал в синеву. Несколько его капель уже упали на кремовый плюшевый ковер.
— Мне нравится выходить на улицу в темноте.
Крашеные черные волосы свешивались ей на лицо. Вокруг глаз темнели круги угольной обводки, а в ушах поблескивали маленькие сережки-гвоздики в виде человеческих черепов. Гэбби стала мне совсем чужой.
— Жаль, что мы теперь в разных школах, — продолжила она.
— Ты же нашу ненавидела, — возразила я.
Когда Гэбби начала курить и прогуливать уроки, родители перевели ее в строгое католическое учебное заведение.
— Да, но теперь у меня в классе все девчонки — мерзкие анорексички, — ответила она.
Раньше мы каждое лето купались в ее бассейне, а потом хрустели чипсами в шезлонгах, дожидаясь, пока высохнут волосы. Но теперь Гэбби не хотела надевать купальник, потому что сильно поправилась. В последнее время у нее все не очень ладилось. Ханне родители вообще запрещали ходить к ней в гости.
— Моя мама думает, что мы умрем, — сказала я.
В комнате пахло средством для снятия лака и ванилью — на столе горела толстая белая свеча. На спинке стула висели две клетчатые плиссированные юбки — школьная форма Гэбби.