Такое же настоящее, как неспешное движение часовой стрелки, приближающее ужас, что предстоит испытать нашему следующему исполнителю.
– Здравствуй.
Молодая женщина лет двадцати семи присела у кровати, на которой лежала ее мать.
– Как ты, мама? – спросила Кара.
Она поправила ее подушку и отхлебнула кофе из стаканчика. Кофе, единственный наркотик, который она себе позволяла, стал ее стойкой вредной привычкой. Этим утром она пила его уже в третий раз.
Она носила стрижку “под мальчика”, ее волосы в данный момент были выкрашены в рыжевато-лиловый цвет. За годы жизни в Нью-Йорке она перепробовала, кажется, все цвета. Некоторые считали, что она с этой прической похожа на фею. На ней были черные брюки в обтяжку, темно-лиловая майка и, при росте всего сто пятьдесят три сантиметра, туфли без каблуков.
– Завтра у меня представление. Пустячок из программы мистера Бальзака. На этот раз он позволит мне выступить самостоятельно.
Кара рассказывала о своих планах. Болтая, она смотрела на лицо семидесятипятилетней матери. Кожа у той была на удивление гладкой и розовой. Парикмахер “Стайвесант-мэнор”, одного из лучших в городе платных интернатов для престарелых, собрала ей волосы в модный пучок.
– Вообще-то, мама, было бы здорово, если б ты пришла.
Кара, успевшая соскользнуть на край кресла, вдруг поняла, что руки у нее сжаты в кулаки и вся она до дрожи напряжена.
Сегодня мать не произнесла ни единого слова. Как, впрочем, и вчера. Или позавчера. Она лежала в каком-то полусонном оцепенении. Такие дни у нее случались часто. А в другие дни она бывала вполне бодра, но несла бессмыслицу – невидимая армия у нее в голове неотвратимо выжигала разум и память.
Но иногда, очень редко, к ней возвращалась хрупкая ясность сознания, и она становилась такой, какой была до инсульта.
Тогда Кара внушала себе, что мать поправляется, хотя врачи говорили, что на это надежды нет.
Кара бросила взгляд на часы. Опаздывает на работу. Бальзак будет отнюдь не в восторге. Суббота у них – самый загруженный день. Она допила кофе, выбросила стаканчик в корзину и вышла в коридор.
Крупная чернокожая женщина в белом халате помахала ей рукой:
– Кара! Ты давно уже здесь? Как она сегодня?
– Привет, Джайнин. Она на меня не прореагировала.
– Вот жалость-то.
– Мне пора на работу, – сказала Кара. – Кстати, завтра у меня в четыре представление в магазине. Приходи!