Грузовик шикарно тормознул, так что провело юзом, под зданием мэрии типично горкомовского образца: серая тюремная штукатурка внашлеп, скошенные наружу вертикали оконных проемов по урбанистической моде Чикаго прошлого века и тройные крепостные ворота темно-желтого дуба в панели из полированного черного гранита. Матросы высыпались на клумбы с кустами отцветших георгинов и, разбрасывая по ветру клеши и лапая из коробок маузеры, ринулись по ступеням.
Щиток нацеленного пулемета скрывал отсутствие ленты. Болтавшаяся за дверьми охрана предупредительно скосила глаза к дежурной комнате, куда и была заперта, лишенная оружия и связи, с готовностью с ее стороны.
В кабинете мэра проходило совещание. Сам мэр, мужчина ухоженный и налитой, но каким-то нездоровым серо-зеленым соком, как будто он питался от одной корневой системы с долларовым станком, сидел во главе длинного стола под российским триколором и слушал одного из присутствующих, омерзительного вида старого пня, которому даже взломщик не доверил бы подержать свой бутерброд, пока сам он достает отмычки.
— …таким образом, повысив ставку до двадцати семи процентов…— говорил пенек, когда грохот шагов достиг кабинета и створки дверей метнулись на петлях, выбивая штукатурку из стен.
Наслаждаясь и во исполнение детской мечты Шурка выстрелил в люстру. Ударил хрустальный перезвон, крутящаяся пропеллером отстреленная подвеска цокнула об стол и порскнула в сторону.
— Заседание окончено! — картинно объявил Шурка, дунул в дымящийся ствол и пошлепал маузером по ладони.— Встали — поклонились — всё! Молчим и отходим к стенке.
Если вид вломившейся матросской банды и звук выстрела ошеломили городскую элиту, то при слове «стенка» лица побледнели, а зрачки расширились. Возникла короткая и заторможенная суета, когда вставшие из-за стола не могли выбрать, вставать каждому к ближайшей стенке или собраться всем вдоль одной, пока дирижерский взмах Шуркиного маузера не указал нужную позицию.
— Вот ваш новый мэр. Как тебя?.. Матвей Ершов. Прощу любить и, как говорится, жаловать. Его приказ — закон.
Матвея посадили за стол мэра. За его спиной встал Груня, пристукнув об пол прикладом трехлинейки с примкнутым штыком.
— Печать! — протянул руку Шурка.
Разжалованный мэр осторожно отошел от стенки, открыл маленький сейф в углу и, повинуясь жесту, положил печать на стол перед Матвеем.
— А это подпись,— сказал Кондрат и положил рядом с печатью отобранный у охраны пистолет.
— Хоть представьтесь, вы кто? — предложил мэр, срываясь с начальственного баса на просительную фистулу, и пуля просверлила ореховую панель над его головой. Шурка мягко улыбнулся и опустил ствол в уровень его живота.