Стюарт заметил, что его сигара погасла, и вновь раскурил ее.
— Итак, продолжим. Больше десяти лет все шло гладко. Мы воспользовались авиакатастрофой, чтобы около девяти лет назад внедрить на наши корабли замаскированных андроидов чеботти и установить свои следящие приборы на их корабли. Учитывая тонкость этой операции, поистине поразительно, что почти целое десятилетие мы обходились без серьезных проблем.
— И тут появился Дженнингс, — вставил Беккер.
— И тут появился Дженнингс, — кивнул Стюарт. — Проблемы начались, когда он заметил что-то неладное в андроидах. Девять лет никто не сомневался в том, что они — люди, но он разглядел то, чего не увидел никто другой. — Стюарт вздохнул. — Вот что бывает, когда для командных должностей отбирают лучших из лучших. Что бы там ни заметил Дженнингс, он решил, что на его корабле двое инопланетян, — и убил их.
— Джиллетт тоже андроид? — спросил Беккер.
— Разумеется, — сказал Стюарт, — иначе и быть не могло. Андроиды могли пройти практически любой социологический или психологический тест, но тщательная медицинская проверка неизбежно разоблачила бы их. Джиллетт был третьим андроидом на борту «Теодора Рузвельта», и у Дженнингса достало сообразительности догадаться об этом, когда Джиллетт выбросил трупы в космос. — Стюарт вновь помолчал. — Благодарение Богу, что он не убил его! У нас всего четыре андроида-врача; эти девять лет они почти без перерыва провели в глубоком космосе. Мы не осмелились бы посылать в полет андроида без медика-андроида, который мог бы проводить еженедельные проверки его физического состояния.
— Значит, на «Мартине Лютере Кинге», кроме Джиллетта, есть еще андроиды?
Стюарт кивнул.
— Четверо.
— И он оказался там не потому, что вы прятали его от меня?
— Нет. Это соответствовало истории с наркотиками, поэтому мы поощряли в вас уверенность, что его прячут от вас, но на самом деле ни один андроид-врач не проводит на Земле между полетами больше месяца. Разумеется, — добавил Стюарт, — мы соответственно фальсифицировали их послужные списки.
Мгновение Беккер в упор смотрел на полковника.
— Почему вы не замолчали это дело? — спросил он наконец. — Это, похоже, получается у вас особенно хорошо.
— Мы так и собирались поступить. Никто не хотел, чтобы Дженнингса судили — этот процесс он никак не мог выиграть — за принятие решения, защищавшего нашу безопасность. Но у убийства было чересчур много свидетелей. Мы просто не могли замолчать его — дело слишком разрослось. Когда «Рузвельт» приземлился и история стала достоянием гласности, мы взяли Дженнингса под стражу и решили, что он выйдет из этой истории с наименьшими потерями, если сошлется на временную невменяемость.