Вечером, когда они сидели в «Руаяль Шампань» за кофе и коньяком, Максине всегда хотелось, чтобы Чарльз прикоснулся к ней, но он никогда этого не делал.
Как-то во время очередной пятничной встречи, за ужином, у них вдруг скомкался разговор, и оба почувствовали, что между ними возник барьер смущения и замешательства. Максина ощутила, внезапно и совершенно ясно, что для нее Чарльз не просто клиент. С этого момента она стала очень внимательно следить за собой: не скребет ли она карандашом в голове — эту ее привычку дружно осуждала вся ее семья, — не слишком ли шумно ест и пьет.
К концу следующей недели Максина испытывала уже такое возбуждение, что ей было трудно находиться рядом с Чарльзом. В этот вечер она показывала ему несколько старых и попорченных картин, на которых маслом были написаны лошади. Она собрала эти холсты по всему дому и выставила их в коридоре. Картины оказались весьма похожи на серию аналогичных работ, которую Джек Реффолд как раз начал продавать в Америке. Они уже опаздывали к тому времени, на которое был заказан столик в ресторане, но ей хотелось показать эти картины Чарльзу и посоветоваться, не стоит ли послать одну-две Джеку для оценки.
— А почему бы нам не вернуться сюда после ужина? — предложил Чарльз. — Тогда и выберем, какие послать в Лондон.
— Я слишком устану и к тому же очень поздно вернусь в Париж. Как бы мне вообще не заснуть за рулем на обратной дороге.
— Я тебя отвезу, — вызвался Чарльз.
— Слишком далеко, ты тогда вернешься в Эперне только на рассвете. — Про себя она, однако, подумала, что он может и совсем не вернуться: единственное, что не нравилось Максине в Чарльзе, была его манера лихачески водить машину.
После ужина, когда им уже принесли кофе, Чарльз вдруг наклонился к Максине через стол и медленно-медленно провел рукой по ее густым, золотистым, цвета спелой кукурузы, волосам. Максина ощутила вдруг удушье, как будто оказалась на большой высоте в горах. Она почувствовала, как возбуждение сильными волнами прокатилось по коже головы, по груди, в паху. Чарльз задержал в руке прядь ее волос, потом тихо отпустил, волосы медленно качнулись на место, и с губ Максины сорвался еле слышный стон. Чарльз услышал его.
— Ты слишком устаешь от этих поздних поездок, — сказал он. — Почему бы тебе просто не переехать ко мне?
— Потому что моих родителей хватит от этого удар!
— Не хватит, если мы поженимся, — сказал Чарльз. Не сводя глаз с ее лица, он поднес к своему рту запястье ее левой руки и очень мягко и нежно поцеловал проступавшие там бледно-голубые жилки.