На левой ноге сапог гитлеровца был наполовину снят, и Гришутка только теперь понял, почему офицер так плохо шел.
— Снимай сапог.
Пленный, присев на землю, молча снял сапог. Гриша увидел окровавленную икру.
— Тоже мне рана! — презрительно протянул пастушок. — В мякоть чуть-чуть царапнуло, а он и нос уже повесил. С такой раной, если тебя только отпусти, до Берлина без оглядки добежишь. На-ко вот бинтик, перевяжи ногу. А сапог свой сюда кидай. Он тебе сейчас не нужен. Без него тебе ловчей идти.
Высокий ломкий мальчишеский голос пастушка явно раздражал майора. Лицо его подергивалось от злости.
— Давай, давай поторапливайся! — прикрикнул пастушок. — А то ведь я рассердиться могу. Я человек страсть какой серьезный.
И Гриша повел пленного через лес. В балке около лесного говорливого ручья гитлеровец сделал попытку бежать. Он кинулся в сторону и, низко пригнувшись, юркнул в кусты. Однако Гриша без особого труда догнал офицера и, пригрозив пистолетом, снова заставил идти в сторону лагеря. Оба они устали и тяжело дышали.
На небольшой полянке, окаймленной приземистыми елками, сделали привал. Майор сел на мох, вынул из кармана сигарету и с жадностью закурил. Гриша присел в десяти шагах от него, достал из-за пазухи черствую краюху хлеба, стал есть.
Майор бросил окурок и посмотрел на хлеб. Гриша решил поделиться с ним своим скромным завтраком. Молча разломав кусок пополам, он приблизился к гитлеровцу и, держа в правой руке пистолет, левой протянул хлеб:
— На, подкрепись!
Майор, ни слова не говоря, взял у мальчишки хлеб, стал есть.
Солнце уже взошло на середину неба. Оно заливало поляну своими яркими лучами.
— Надо спешить. Пошли! — объявил Гриша.
— Мне трудно идти, — коверкая русские слова, сказал майор.
— Так я тебе и поверил, — насмешливо протянул пастушок. — Если бы и вправду нога болела, не убегал бы. А то такого стрекача задал, что еле-еле догнал тебя. Ну, шевелись, тебе говорю, шевелись! — Гриша угрожающе навел на офицера пистолет.
Гитлеровский офицер нехотя поднялся с земли.
— Ну, чего стоишь? — снова прикрикнул Гриша. — Давай двигайся! Я же вижу, хитришь ты все.
Пленный, смотря куда-то вдаль, поверх головы пастушка, сделал вид, что не понимает его слов. Его круглое, чисто выбритое лицо вдруг подобрело, расплылось в радостной улыбке, глаза как-то неестественно засияли.
— Ну, ты что? — строго спросил его Гриша. — Чего ухмыляешься?
Пленный что-то закричал по-немецки, обращаясь к кому-то за спиной мальчика.
«Фашисты!» — с ужасом решил Гриша и обернулся.
И в ту же минуту офицер подскочил к нему, сбил с ног, стал отнимать пистолет.