— Вы не отошлете меня? — прошептала она.
— Нет, — ответил герцог.
— О, пекки!
Улыбка на губах Равеллы казалась радугой, но слезы еще текли по щекам. Она посмотрела на него, ее глаза искали его взгляд, как будто ей нужно было подтверждение. Он вынул платок из кармана. Она взяла его еще дрожащими пальцами и стала утирать глаза.
Платок был из тонкого батиста и пахнул гарденией. Через минуту она смотрела на него из-под длинных ресниц.
— Вы все еще сердитесь на меня?
— Вы ужасно утомительная молодая женщина, но я больше не сержусь.
— Милый пекки.
Она наклонилась, чтобы снова взять его руку, но вспомнила про новый костюм и пальцами разгладила складки.
— Я постараюсь исправиться, — сказала она. — Только не знаю как.
Герцог внезапно встал.
— Моя дорогая Равелла, вам не приходило в голову, что не может быть ничего более скучного, чем неестественный человек или человек, подражающий другому?
— Я не думала об этом, — откровенно сказала она, сидя на пятках, в то время как он возвышался над ней. — Вы имеете в виду, что я немного нравлюсь вам такой, какая есть?
— Вы точно не будете нравиться мне, если постараетесь стать похожей на кого-то.
— Я рада, но боюсь наскучить вам.
Герцог засмеялся:
— По тому, как идут дела, Равелла, не похоже, что вы наскучите мне. Вы сердите и раздражаете меня иногда, но не оставляете времени на скуку.
— Возможно, это хорошо, — серьезно сказала Равелла. — Видите ли, когда я смотрю на людей, которых встречаю в Лондоне, я понимаю, почему вы находите важных дам, которых мы встречаем на балах и обедах… утомительными. Они так притворяются и никогда не говорят то, что думают. Если кто-нибудь говорит откровенно и прямо, они ужасаются. Они выглядят скромными за своими веерами. Но другие леди на них не похожи. Я имею в виду тех, которые были у вас на обеде, когда я приехала. И сеньориту Делиту. Они чем-то отличаются, но я не могу объяснить чем. Они гораздо живее и не притворяются. Вы им нравитесь, нет, они вас любят и показывают это, не стыдясь.
Герцог отошел к столу и казался поглощенным золотой печаткой. Равелла ждала, глядя ему в спину. Наконец он произнес:
— У меня есть друзья разного общественного положения, Равелла. Но из того, что я люблю их и мне нравится их общество, не следует, что я хочу подражать им или воображать, что они желательны для знакомства. Желательны с общественной точки зрения.
Равелла, казалось, обдумывала это, потом сказала:
— Думаю, что начинаю понимать. И простите меня, пожалуйста, за мою глупость. Я постараюсь многому научиться.
Герцог отвернулся от стола.