6. syādetadavabhāsesu tesvevāvasite sati vyavahāre kimanyena bāhyenānupapattinā
Это может быть. Но если мирская деятельность может осуществляться на основе этих проявлений (сияний), то какой смысл предполагать невозможное (никак не обоснованное) – объект как иной и внешний по отношению к сознанию?
Вначале Утпаладева на доводы саутрантиков отвечает: «Это может быть». Судя по всему, тем самым он выражает свое частичное согласие с доводами оппонентов. Ведь если внимательно вчитаться в смысл дискуссии, то становится очевидным, что приведенные выше аргументы саутрантиков касались лишь таких учений, как веданта и читтаматра, но никак не КШ.
Но далее Утпаладева переходит собственно к критике позиции саутрантиков, полагавших существование внешних объектов.
То, что мы имеем в рамках нашего обычного мирского опыта – это лишь проявления (ābhāsa) объектов в сознании, и ничего более. Мы не способны выйти за пределы сознания и увидеть то, что находится вне него. Вся наша обычная мирская деятельность основана на этих лишь проявлениях – ābhāsa – и ни на чем другом. Тогда какой смысл вводить гипотезу о существовании неких сущностей – внешних объектов, пребывающих за пределами сознания? Ведь то, что находится за пределами сознания, мы в принципе не можем познать, так как оно не может быть освещено светом сознания. Все, что доступно познанию – это лишь те сущности, природа которых не иная свету сознания. Зачем же вводить представление о том, что по самой своей природе непознаваемо?
7. cidātmaiva hi devo ’ntahsthitamicchāvaśādbahih yogīva nirupādānamarthajātam prakāśayet
Махешвара, являясь сам чистым сознанием (cit), без опоры на материальную причину (upādāna) лишь силой своего властвующего воления, подобно йогину, манифестирует вовне объективную реальность, которая изначально пребывала внутри.
Временно завершив дискуссию с оппонентами, Утпаладева переходит к изложению воззрения кашмирского шиваизма, начиная с его базового постулата: высший божественный принцип нашей реальности является чистым абсолютным Сознанием (cit). Но, используя при переводе слова «cit» такой термин как «сознание», следует соблюдать определенную осторожность. Обычно слово «сознание» предполагает наличие дихотомии субъекта и объекта, познающего и познаваемого. Наше обычное сознание характеризуется направленностью (интенцией) по отношению к объекту, причем последний рассматривается как нечто отличное от сознания. Такого рода сознание эмпирического индивида обозначается термином citta>76, и его следует отличать от термина «cit». Но в основе бытия эмпирического citta лежит божественное cit, и поэтому в нашем сознании проявляется родовое качество сознательности, имеющее свой исток в абсолютном Сознании. Под ним понимается собственно сама способность к осознаванию, абстрагированная от нашей зависимости от внешнего мира, обусловленности пространством и временем, различного рода дихотомиями и т. п. И именно эта наша глубинная субъективность, способность к осознаванию, переживанию горя и счастья, страдания и блаженства, знания тех или иных сущностей и т. п. и есть то, что отличает одушевленное от неодушевленного, являясь родовым качеством сознательности.