— А это что за таинственная особа с романтической фамилией?
Антибиотик сделал глоток вина. Было заметно, что он волнуется.
— Есть одна такая блудница. Со мной работала, двух моих парнишечков стравила, сбила с панталыку, погубила… теперь большими деньгами ворочает, в Швеции живет. А до того, как ко мне попала, замужем была за покойным Гончаровым… Вы ведь его знавали, Николай Иванович… покойничка-то.
Наумов нисколько не переменился в лице, ничем не выдал свою заинтересованность. Но в мозгу у него вспыхнуло табло: Внимание! Он взял в руки коньячный бокал, не спеша отхлебнул и спокойно спросил:
— Это о каком Гончарове речь, Палыч?
— О покойном Вадиме Петровиче. Вы же меня с ним и познакомили. Припоминаете?
Припоминаю, подумал Наумов, еще как припоминаю. Забыть покойничка Гончарова, который своей нелепой смертью перечеркнул счет в 60'000'000 долларов? Нет, господа бывшие товарищи, на тех деньгах мы поставили крест, но не забыли… Вдова покойного Вадима живет в Швеции и заправляет огромными деньгами. Откуда же у нее эти деньги? Что это может означать? Что значит огромные? Интересно…
— Припоминаю, Палыч, припоминаю, — негромко и задумчиво сказал Наумов. А потом жестко, требовательно, как лагерный кум, добавил:
— А ну-ка про Екатерину Гончарову все, что знаешь. Подробно, во всех деталях.
В тот момент, когда Палыч начал свой рассказ, к ресторанчику Колобка на улице Савушкина подъехала бежевая пятерка. Машина остановилась в прилегающем переулке метрах в пятидесяти от входа. Почти сразу в нее села топтавшаяся неподалеку скромно одетая тетка с хозяйственной сумкой в руках.
— Ну что? — спросил ее огромный детина с перебитым носом. Он сидел рядом с водителем, вяло покуривал.
— Замерзла, как сука последняя, — ответила женщина.
— Мне что, отодрать тебя, чтоб согрелась? — зло сказал амбал, не оборачиваясь. — Докладывай дело, коза.
— Колобок как уехал полчаса назад, так и не возвращался, — быстро ответила тетка. Она знала, что сердить мужика с перебитым носом нельзя. — С ним еще трое. Уехали на двойке. Остальные — человек восемь — внутри. Кабак закрыт, на двери табличка: извините, мол, по техническим причинам. Снаружи никакой охраны не видать.
— Ну, хорошо! — сказал амбал. — Давай сумку и вали отсюда по-быстрому. Все забудь. Если кому чего ляпнешь — конец тебе, старая. Просекла?
— Да, Гришенька, не дура… А деньги-то? Гришенька нехотя вытащил из кармана бумажник, достал пятидесятидолларовую купюру. Не оборачиваясь, протянул женщине. Она схватила деньги, быстро спрятала в карман старого пальто и вышла из машины. На заднем сиденье осталась лежать потрепанная хозяйственная сумка. Мужчина, который сидел сзади, молча вытащил несколько тряпочных свертков. Тремя часами раньше он сам их заворачивал. Из тряпья, как огромные насекомые из кокона, появились мерцающие вороненой сталью два обреза охотничьих ружей и четыре гранаты РГ-42. Больше всего гранаты напоминали консервные банки. Собственно говоря, их и делали во время войны на консервных заводах. Внутри каждой банки находилось около ста граммов тротила и свернутая в несколько слоев металлическая лента. Насеченная на квадраты, она дает массу осколков… Устаревшие и давно снятые с вооружения консервы РГ-42 все еще были вполне боеспособны.