— Пожалуйста, — громким шепотом произнесла она, зная, что ее мольба не будет услышана.
На постоялом дворе люди только начинали осознавать — что-то случилось. Конюхи привыкли видеть кареты, выезжавшие на дорогу через эту каменную арку. Целое поколение молодых щеголей отказывалось покидать постоялый двор иначе, чем под аркой. Поэтому очевидцы происшествия не слишком удивились, увидев пожилую леди, стоявшую в большом недоумении с открытом ртом и издававшую невнятные бессмысленные звуки. Похоже, молодая леди, с которой она разговаривала, уехала, оборвав разговор. Даже тем, кто не отличался сообразительностью, было ясно, что старушка не совсем в своем уме.
Прохожие неодобрительно смотрели, как старая леди заметалась с криками: «Сабинянки!» — все еще протягивая руку в сторону уехавшей кареты.
Но когда она начала петь, все замерли и не сводили с нее глаз.
— Трэшер, сюда! — пела она, откинув голову и раскинув руки. — Трэшер, сюда! Леди Кейт. За ней! Она в карете! За ней. Трэшер, сюда!
И словно во всем этом был какой-то смысл, внезапно из-за угла от конюшен выбежал нелепый человечек в малиновой, с золотом, ливрее и бросился к старой леди.
— Я говорю — туда! — пела старая женщина, указывая рукой в сторону улицы, на которой только что исчезла карета. — Четверка гнедых, незнакомый кучер. За ними, Трэшер, ступай!
Эта сцена никого не оставила равнодушным. А тощенький, угловатый мальчишка, ни секунду не помедлив, помахал старушке и помчался вслед карете, как заяц, в которого выстрелили из ружья. Что до старой леди, она осталась стоять как стояла, слезы текли по ее щекам. Люди, остановившиеся послушать пение, покачали головами и разошлись по своим делам.
Кейт лихорадочно обшаривала карету. Не для того, чтобы бежать; она знала, что карета очень прочная, в ней трудно проделать брешь. Она искала оружие. Надежды найти его почти не было, попытка стоила ей новых синяков, ведь ее бросало ее из стороны в сторону, но она упорно обдирала подушки и боковые стенки салона, разрывала все, что можно, пока внутренность кареты не стала выглядеть так, как если бы внутри бушевало обезумевшее животное.
Разница небольшая, думала она, впадая в еще большую ярость от того, что ей не удалось для собственной защиты вооружиться ржавой пружиной. Все, на что она могла рассчитывать, — три шляпные булавки и туфли. С другой стороны, она не раз весьма результативно использовала шляпные булавки.
Если бы только ей удалось проделать отверстие и увидеть дневной свет. Карета, казалось, сомкнулась над ней, лучи солнца не проникали внутрь, остались только сумрак и скорость.