Горький хлеб (Замыслов) - страница 118

— Мне всякие князья были ведомы. Многие бы из них мужикам кукиш показали да батогами выпороли за нерадивость. Да токмо проку в том мало. Это, вон, князь Василий Федорович единым днем привык кормиться, а тебе, батюшка, это не с руки, потому как наперед завсегда заглядываешь. Послушай холопишка своего верного, князь. Я бы своим худым умишком вот что посоветовал. Ведаю я, что в вотчине твоей заброшенных земель под перелогом[83] до сотни десятин пустует. Нива та бурьяном поросла, но ежели ее сохой ковырнуть да назему положить, то четей по десяти снять с десятины можно. Вот и прикинь, князь, всю выгоду. Почитай, четыре тыщи пудов хлеба! Вот и пущай мужички за долг перелог твой по осени поднимут. Выдашь им двести четей, а обернется впятеро.

— Светлая у тебя голова, Данилыч. Кличь мужиков да грамотку отпиши приказчику Калистрату, ‑ порешил князь.

По черному небу ‑ звездная россыпь. Спит село вотчинное. Даже древний седовласый дед Зосима, обронив деревянную колотушку, прикорнул возле княжьего тына, вытянув усталые немощные ноги в дырявых лаптях. В бане, перед иконой святого Иоанна‑воина, покровителя воров и разбойного люда, полыхает восковая свеча. Опустившись на колени, тощий взъерошенный мужичонка прикладывается устами к иконе и истово бормочет долгую молитву:

— Во имя отца и сына святого духа, аминь. Иду я, раб божий Афанасий, в лихую дорогу. Навстречу мне сам господь Иисус Христос грядет из прекрасного рая, опирается золотым посохом. На правой стороне у меня ‑ матерь божия, пресвятая богородица с ангелами, архангелами, серафимами и со всякими небесными силами. С левой стороны моей ‑ архангел Гавриил, надо мною Михаил‑архангел, сзади меня Илья‑пророк на огненной колеснице. Он стреляет, очищает и дорогу мою закрывает святым духом и животворящим крестом господним. Замок ‑ богоматерь, Петра и Павла ‑ ключ. Аминь!

— Кончай молитву, Афоня, ‑ поторопил бобыля Болотников.

— Сам бы помолился, Иванка. Зело помогает от всякой напасти. Енту молитву я от Федьки Берсеня познал. Он ее от одного разбойного деда на бумажный столбец записал да под рубахой носит в ладанке. И с той поры удачлив, сказывал, в лихом деле, ‑ проговорил Афоня и, завернув икону в тряпицу, спрятал ее под лавку.

Прихватив с собой веревку и легкую лесенку‑настенницу, вышли на улицу. Темно, хоть глаз выколи. Возле приказчиковой избы сердито залаял пес, затряс железной цепью.

— Пропащее дело, не выручит твоя молитва, ‑ тихо проронил Болотников.

— Погоди чуток, Иванка. Я и не таких свирепых псов укрощал, ‑ деловито высказал бобыль и швырнул к собачей конуре кусок хлеба.