Шмоток ‑ мужик бывалый, говорливый. Хоть и жил бедно, кормился чем бог пошлет, но никогда не видели его на селе удрученным. Вечно был он весел, беззаботен, чем немало удивлял многих мужиков‑старожильцев ‑ постоянно хмурых, злых, подавленных княжьей неволей.
Ели недолго: вскоре на гумно заявился приказчик.
— Поднимайтесь, ребятушки, ячмень сеять. День год кормит.
Мужики вышли на вспаханный загон. На телегах лежали кули с зерном. Засевали княжью ниву, как и во всей вотчине, своим житом. Правда, у большинства селян высевного хлеба ни на свое поле, ни на княжий загон не осталось, потому пришлось кланяться приказчику и лезть в долги.
Неделю назад выдал" благодетель" зерна под новый урожай из господских амбаров.
— Жрете много, сердешные. Креста на вас нет. Да уж господь с вами, князь милостив. Дам вам жита за полторы меры, ‑"сжалился" приказчик.
Мужики хмуро чесали затылки ‑ уж больно великую меру Калистрат заломил. Урожаи из года в год низкие, а долги ‑ с колокольню Ивановскую. Но делать нечего: на торгах хлебушек нынче втридорога, до двадцати алтын[19] за четверть[20] дерут купцы. Так что ломай шапку, бей челом да терпи молча, а не то и на цепь угодишь за нерадение.
Иванка ссыпал жито из мешка в лукошко, повернулся к отцу:
— Пойду сеять, батя.
Исай, глянув вслед удалявшемуся сыну, довольно крякнул, и только теперь словно заметил он Иванкицы широкие, слегка покатые плечи и упругую поступь сильного, ладного, сухощавого тела, облаченного в просторную полотняную рубаху.
Иванка вступил на край загона, сунул правую руку в лукошко и неторопливо, размашисто бросил зерно на свежевспаханное поле.
"Добрый пахарь вырос, слава те осподи", ‑ радостно думал Исай и пошел чуть левее сына, роняя на комковатую землю твердые, выпуклые золотистые зерна.
Мужики уже досевали поле, когда из села прискакал на взмыленном разгоряченном коне русокудрый наездник в нарядном кафтане. Молодец резко остановил на меже лошадь, отыскал глазами приказчика, приосанился, привстал на стременах и звонко выкрикнул:
— Князь Андрей Андреевич из Москвы едет!
Приказчик со страху рухнул на колени, а гонец из господской дружины взмахнул нагайкой и птицей понесся назад.
Тимоха перекрестился и потянулся было за самопалом, но сидевший рядом холоп дернул его за руку.
— Чумной ты, Тимоха. Это же и впрямь девка.
Василиса, увидев пришельцев, застыла на месте, смутилась. Мамон вышел из‑за стола, подпер бока руками и во все глаза уставился на нее ‑ рослую, гибкую, с высокой упругой грудью, пышноволосую.
"Век живу, но такой красы не видел" ‑ пронеслось в захмелевшей голове.