Конь вместе с багатуром рухнул на землю. Болотников нагнулся и вновь занес над головой кочевника свой тяжелый меч. И только сейчас разглядел Иванка смуглое безбородое плосконосое лицо, короткую загорелую шею и широко раскрытые, застывшие в немом ужасе черные глаза.
Близка победа! Повергнут татарин. Но не отпустил своего меча Иванка. Не принято на святой Руси лежачего бить. Спешился с коня, мрачно сплюнул и, выдрав стрелу из кольчуги, придвинул ногой к поганому выпавшую из рук саблю.
Ахмет опомнился, поднялся на ноги и свирепо рявкнув ‑ Уррагх! надвинулся на уруса.
И начался пеший поединок.
Блистали мечи, лязгало железо. Татарин бился жестоко. Он был крупнее и выше Болотникова. Обозленный своей неудачей, Ахмет хотел побыстрее уложить уруса и вновь поднять в глазах джигитов свою пошатнувшуюся ратную доблесть.
Однако гибкий и верткий Болотников на земле держался цепко. Багатуру никак не удавалось поразить уруса своим клинком. Иванка умело защищался и выжидал удобного момента.
Бились отчаянно, долго. Ордынец все время визжал, издавал воинственные вопли. А Иванка сражался молча, стиснув зубы, сурово поблескивая из‑под шелома внимательными зоркими глазами.
Ахмет, уверившись в своей победе, все наседал и наседал. Его клинок словно молния сверкнул в воздухе, тяжело опускаясь на красный и крепкий русский щит. Вот‑вот урус дрогнет и обретет смерть на поле брани.
У Иванки мелькнула мысль:
"Княжий меч, видно, знатные мастера ковали. Не устоять против него басурманской сабле".
Болотников, прикрываясь от клинка щитом, стал лишь изредка обмениваться ударами. Но вот, улучив момент и собрав воедино всю силу, Иванка неожиданно для багатура взмахнул мечом и обрушил его на кривую саблю. Клинок монгола переломился. Следующим ударом Болотников рассек растерявшемуся багатуру голову.
Взмахнув руками, Ахмет рухнул замертво наземь.
Так на русском поле, возле Москвы‑реки, и закончилась боевая слава татарского тургадура.
Глава 65
ТЕЛЯТЕВСКИЙ И КАПУСТА
Русское воинство ликовало. А Болотников, победно потрясая мечом, взмахнул на коня и поскакал к дощатому городку.
Ордынцы сникли. Печальный вой долго слышался над их станом. Казы‑Гирей от злости больно теребил свою подкрашенную хной[148] бороду, плевался. Бог Сульдэ отвернулся от Ахмета.
Высокий, худощавый раб, зазвенев легкой цепью на ногах, подал повелителю красную чашу с айраном. Так полагалось всегда, когда великий крымский хан гневался.
Казы‑Гирей выбил ногой чашу из рук невольника и в слепой ярости полоснул саблей раба по тощей шее. Голова невольника откатилась к ногам оробевших тургадуров…