— А ты меня не пугайся, девонька. Поди, скушно тебе в лесной келье. Поедем со мной в село. Девок‑подружек к тебе приведу. Хороводами, качелями побалуешься. Заживешь вольготно да весело.
— Не хочу я к тебе идти. Хорошо мне в лесу. Тишина здесь да покой. Приютили меня люди добрые, ничем не обижают, ‑ заявила Василиса.
— Обитель сия для бродяг да отшельников, а не для пригожих девок… Ну, гляди, милая, потом другое скажешь, ‑ недовольно вымолвил пятидесятник.
— Любо ей у нас, батюшка. А уж такая толковая да рукодельница. Не нарадуемся на нее со стариком. Уж не трогай зореньку нашу, кормилец, просяще проронила старуха.
Мамон повернулся к Матрене, окинул ее хмурым досадным взглядом и только теперь вспомнил о своем деле.
— Так примечала ли здесь беглых мужиков, бабка?
— Так енто я и говорю, ‑ потупившись зачала вновь старух; а. ‑ По ягоды, грибы, травы да коренья много хожу по лесу, но ни беглых, ни разбойных людей не примечала.
Пятидесятник махнул рукой, сплюнул и вышел к холопам.
— Поехали в село, скоро вечереть зачнет. Прощай, старик. Не забудь меду князю прибавить.
Матвей не отозвался. Мамон тронул коня и всю дорогу молчал. Перед его глазами стояла то синеокая Василиса, то косматый тощий бродяга с почему‑то знакомым хрипловатым голосом и огненно‑рыжей бородой.
Брызжет ранняя утренняя заря сквозь сонные зеленые вершины, утопая в стелющемся по падям легком белесом тумане.
Тихо в лесу, благодатно. Дремлет бор, низко опустив свои изумрудные обвисшие лапы над мягким седоватым мхом. От ветвей стоит на поляне густой хвойно‑медовый дух.
Но вот трещит валежник. Качнулись, задрожали широкие пахучие ветви ели. Поднялся на задние лапы дюжий темно‑бурый медведь, высунув из чащобы широкую морду.
Зверь глядит на поляну, на усыпанные по ней колоды‑дуплянки. Крутит мохнатой мордой, принюхивается и тихо урчит, обхватив передними лапами ель.
Тихо в избушке. Спит старый бортник. Медведь вылезает из чащи, косясь взглядом на лесную рубленую постройку, крадется к дуплянкам.
Вот уже близко. Эге, сколько тут колод! Есть чем поживиться. Сейчас он уронит наземь чурбак, запустит в дупло свою лапу ‑ в густую медовую гущу и примется за самое любимое лакомство.
Невтерпеж косолапому. Два прыжка ‑ и он на пчельнике, над которым мирно, не зная беды, роятся полусонные пчелы. Зверь склоняется над колодой, но тотчас испуганно поворачивает морду в сторону избушки.
Из‑под воротни с яростным лаем выскочила большая, похожая на волка, матерая собака.
Экая напасть! Зверь сердито рявкнул, шерсть на его загривке поднялась дыбом и зашевелилась.