— Ну что делать, давай! — тихо улыбнулась я. — Честно же заработано.
— Забудь ты свое «честно заработано»! Сейчас время другое — скоро никто честно зарабатывать не будет. Вот увидишь!
— И что, всех расстреливать будут? — удивилась я.
— Нет, все воровать будут.
Мужик с боковой полки так бурно храпел, что последних слов я практически не расслышала. Просто по уверенной интонации поняла, что мы на пороге больших перемен.
Утром бабушки вручили нам старую газету с тезисами апрельского пленума ЦК КПСС и посоветовали сложить туда остаток провианта, чтобы не заветрилось.
Нашим багажом был единственный пакет «Дикий пляж», чужой горшок и пачка денег, которые Светка приколола с тыльной стороны лифчика. Ее грудь плавно вздымалась купюрами, и от подруги исходило тепло.
Сердобольные старушки на прощание подарили нам булавку и собственный тезис:
— Главное в жизни, чтобы один день был похож на другой!
Светку вырвало в туалете от тезиса, а может, от обилия водки накануне. Но расстались мы с бабушками хорошо — ночной рассказ про расстрелянного директора сделал нас более чуткими к живым.
На перроне вокзала Феодосии нервничала «горшочница». Тетка резво бегала вдоль вагонов, останавливалась, крутила башкой, вытирала пот косынкой и снова начинала бегать туда-сюда, как будто отлавливала нас.
Все окна были закупорены, и мы не могли крикнуть ей. А она так волновалась, словно мы везли не детский эмалированный горшок с грибком, а сало, инкрустированное бриллиантами.
Едва Светка показалась в тамбуре, брезгливо держа в вытянутой руке детский туалет, хозяйка бросилась к нам с криком: «Слава богу!»
— Это мы должны сказать «слава богу!», — неожиданно ворчливо произнесла Светка, удерживая горшок в метре от себя.
Они так и тянули его: тетка на себя, Светка — не отдавала. В результате дама отвоевала крышку и в недоумении уставилась на Светку.
— Нам в Москве сказали, что вы берете постояльцев. Недорого. Услуга за услугу, — продолжала удивлять Светка, и я в который раз подивилась ее изобретательности.
— Ну, я беру, конечно… но… даже не знаю, — сильно растерялась хозяйка. — Сама я с Коктебеля… тьфу, с Планерского, но работаю на «железке» в Феодосии. Можете сами поихати ко мене до хаты, я адрес напишу и записку доче отправлю, щоб приняла вас.
— Это для нее горшок? — отреагировала я на слово «дочь». Раз дочь — значит, ребенок. Раз ребенок — значит, горшок. Ничего сложного.
— Да не-е! Це для внучки! Доча родила, а дитя горшки не признает. Вот и заказываем з Москви, может, цей сподобится. А то срется, а у нас жильцы…