Полгода занятий с педагогом из самого училища отшлифовали мой репертуар, увеличили диапазон и дали твердую уверенность в том, что я будущая Елена Образцова. Поскольку моя педагог была академической певицей или. говоря простым языком, оперной, то. естественно, она «повела» меня как оперную.
Мне было все равно, какой жанр выбирать. — я одинаково любила и народные песни, и оперные арии, и романсы. Знала наизусть все современные и ретроэстрадные песни.
Музыка наполняла меня снизу доверху, ведь всю свою несознательную жизнь я только ею и занималась. Начиная с музыкальной школы имени Дунаевского, куда меня привозили на троллейбусе в полуобморочном состоянии, потому что стабильно укачивало.
В знаменитой музыкальной школе на Соколе была весьма «интересная» система обучения музыкальной грамоте — венгерская!
Что это такое и почему венгерская, я затруднюсь объяснить. Но хорошо запомнила, что вместо до, ре ми… там были совершенно другие названия, и их мы показывали руками, как глухонемые.
Учительница сольфеджио невзлюбила меня с первого урока — я ее раздражала тем. что постоянно качала ногой.
От переизбытка энергии или просто ноги до пола не доставали, и нужно было их чем-нибудь занять, но я действительно постоянно качала ногой. Когда уставала правая, я начинала качать левой. И так весь урок.
Учительница сольфеджио сначала пожаловалась маме, которая тут же в коридоре ждала меня после занятий. Мама пообещала, но нога все равно двигалась. Тогда училка стала меня «засуживать». И это было несложно, потому что сольфеджио — это та же математика, только музыкальная. Требует точности, совершенствуя слух, развивает визуальное представление о нотах. Но весьма пресно и скучно сидеть и выстраивать одни и те же интервалы, транспонировать произведения в другие тональности и с педантичной точностью воспроизводить голосом по две-три-четыре сухие ноты. Гораздо приятнее музыкальная литература о жизни и судьбе (как правило, трагичной) знаменитых композиторов, либреттистов и исполнителей.
Я подвожу к тому, что из школы имени Дунаевского мне пришлось уйти. К тому же далеко от дома, а троллейбус — это не яхта. На яхте если укачивает, то романтично. И если рвет, то за борт. А ехать с пакетиком, который услужливо держит мама, даже для шестилетней девицы позор. К слову сказать, потом меня никогда не укачивало — нигде и никогда. Поэтому безжалостный диагноз «слабый вестибулярный аппарат», поставленный мне, естественно, мамой, себя не оправдал. Наверное, потому, что играет роль, КУДА едешь и зачем.
Короче, от венгерской системы меня тошнило.