Филипп отдернул руку, внезапно ощутив стыд. Но Сатина снова взяла ее и не отпускала, именно это было нужно ему сейчас.
— Я кое-что утаил от тебя, — произнес он. — Кое-что, что следовало рассказать.
При этих словах из его глаз покатились тихие слезы.
Он рассказал ей все — о маминых песочных часах и о сделке со Смертью — и от его рассказа глаза Сатины наполнились слезами.
— Твоя мама, — прошептала она. — Не представляю… Как, наверно, ужасно знать об этом. — Она крепче сжала его руку. — Я догадывалась, что с тобой что-то не так. По тебе было заметно. Ты… изменился. Но не хотела спрашивать. Ты должен был рассказать сам.
Сатина выпустила руку Филиппа. Повернула его лицо к себе, так что теперь они смотрели друг другу в глаза:
— Нужно было рассказать мне, Филипп. Невозможно держать такое в себе. Невозможно быть таким сильным. Почему ты ничего не говорил мне?
Филипп грустно улыбнулся.
— Я боялся, что расплачусь, — ответил он, и его глаза снова стали влажными от слез.
На этот раз Филипп плакал долго, а Сатина просто сидела рядом, крепко обняв его за плечи.
Когда слезы кончились, и в комнате снова стало тихо, Сатина, немного помолчав, произнесла:
— Может, ты и боишься, Филипп. Но из всех, кого я знаю, ты самый смелый.
Она наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Долгий и нежный поцелуй немного развеял печаль в его сердце.
Потом Сатина выпрямилась и внимательно, почти с любопытством посмотрела Филиппу в глаза. Оба не проронили ни слова.
— Тебе немного лучше? — спросила Сатина, немного погодя.
Филипп, сердце которого стучало теперь совсем иначе, кивнул.
От последовавшей за этими словами тишины почти стало неловко, если бы ее не нарушило голодное урчание в животе Сатины. Друзья расхохотались.
— Хочешь есть? — спросил он.
— Очень, — ответила она.
— Я тоже. Принесу что-нибудь из кухни.
Филипп встал с кровати и направился к двери. Потом обернулся и осторожно откашлялся:
— Сатина?
— Что?
— Спасибо.
— Как ты там на это обычно отвечаешь? — она сделала вид, что пытается вспомнить его слова. В глазах зажегся таинственный огонек. — Может, в другой раз?
* * *
По дороге на кухню Филипп все еще чувствовал нежный поцелуй Сатины на губах — голова шла кругом. Черные чувства, внезапно нахлынувшие на него, никуда не делись. Но поцелуй разом оттеснил их на второй план, и когда он спускался вниз по лестнице, тяжелое бремя казалось на несколько килограммов легче.
Он добрался до кухни, где из-за закрытой двери было слышно, как Равина гремит кастрюлями и сковородами.
Филипп осторожно заглянул к ней. Кухарка стояла у плиты, где вовсю горела каждая конфорка. Из-под крышки большого железного горшка вырывался зеленоватый пар. Крышка была плотно закрыта, а под ней нечто живое с истошными воплями колотилось о стенки горшка.