Следует напомнить о том, что уровень боевой подготовки и недостатки, которые высветились в результате советско-финской войны, стали прямым следствием той практической деятельности, которую проводила в армии расстрелянная в 1937 году военно-троцкистская оппозиция. Те «полководцы», о которых было пролито много «слез» в период «реабилитационной» вакханалии.
Речь Сталина длилась 40 минут. В этой речи перед профессиональными военными он впервые произнес вслух то, о чем по дипломатическим соображениям избегал говорить открыто. Он оглашал сокровенное.
Генерал Лященко, участвовавший во встрече, записал эти слова Сталина: «У нас с Германией не сложились дружеские отношения. Война с Германией неизбежна…»
Правда, чтобы смягчить свое заявление, повернувшись к Молотову, он добавил: «Если товарищ Молотов и аппарат Наркоминдела сумеют оттянуть начало войны, – это наше счастье. А вы поезжайте и принимайте меры на местах по поднятию боеготовности войск».
Казалось бы, он сказал все. И то, что в выступлении перед огромной аудиторией Сталин не мог афишировать своего мнения о неизбежности войны, не требует пояснения. Банкет, даже для военных, не то место, где можно допускать утечку информации. Он мог быть уверенным, что его слова будут истолкованы правильно. Он был откровенным, но, как часто бывает, его предупреждение дошло не до всех.
И ему пришлось сказать больше, чем он хотел сказать. К этому его вынудил завершавший встречу тост начальника Артиллерийской академии генерала Сивкова. Генерал, учивший артиллеристов стрельбе на «трехдюймовой пушке», искал возвращения благосклонности Вождя и перестарался. В порыве лести он предложил выпить «за мир, за сталинскую политику мира, за творца этой политики… Иосифа Виссарионовича Сталина!». И Вождь «взорвался». Он не мог допустить недосказанности.
«Сталин, – вспоминал Энвер Муратов, – протестующе замахал рукой. Гости растерялись. Сталин что-то сказал Тимошенко, и тот объявил: «Слово просит товарищ Сталин». Раздались аплодисменты, но Сталин жестом приказал всем сесть.
Когда стало тихо, он начал свою речь. Он был очень разгневан, немножко заикался, и в его речи появился грузинский акцент.
«Этот генерал ничего не понял, – негромко сказал Сталин и повторил: – Он ничего не понял. Мы, коммунисты, – не пацифисты, мы всегда были против несправедливых войн, империалистических войн за передел мира, за порабощение и эксплуатацию трудящихся. Мы всегда были за справедливые войны за свободу и независимость народов, за революционные войны, за освобождение народов от капиталистической эксплуатации, за самую справедливую войну в защиту социалистического Отечества.