– Где у тебя душ?
– Там, – вяло махнул рукой в сторону. Его одолевала истома и приятная дремота. Тело ныло от напряжения. „На сегодня подвигов хватит. Договорюсь на вечер с Варюшей“, – подумал засыпая.
Девушка приняла душ, позвонила Зое, оделась и пошла вниз. Ноги не слушались, тело казалось чужим и было что-то неуютное, не принятое душой, а еще легкая боль и оттенок омерзения. Варя подумала, что хорошо, что Дима еще полежит в больнице и до свадьбы далеко. Возможно, за это время она придет в себя и сможет перенести второй раунд близости – уже с законным мужем, как планировала до всех этих бед.
Зойка ждала в машине за воротами.
– Быстро ты, – бросила Варя, с трудом усаживаясь на переднее сиденье. Мотало ее неслабо.
– Быстро? Минут десять уже стою! Ты больше часа назад звонила.
– Да?
– Ха! – засмеялась, оценив вид Вари. – Узнаю Тома. Уделал нашу девочку горячий диснеевский парень. Что, так всю ночь и мотыжил? Ай, стахановец!
– Не смешно, – вяло огрызнулась Косицина, скривившись – тоска ела по безвозвратно утерянному так бездарно, и противно было самой себя.
Федорова закинула пластинку жвачки в рот, протянул подруге.
– Вместо утреннего кофе, – проворковала хитро и довольно щурясь. Варя молча взяла пластинку и тяжко вздохнула. Сейчас ей казалось странным, что она могла связаться с Зойкой, согласиться на ее возмутительное предложение и пройти, что прошла.
– Деньги?
– Ха! Бабки греют лучше, чем Томик? – хохотнула девушка и, вытащив из сумочки пластиковую карту, подала Варваре. – Четыреста пятьдесят деревянными. Код: два, три, два, три, два, три. Запомнишь?
Девушка лишь кивнула. Забрала карту и, не рискнув положить в сумку, сунула в лифчик.
– Ну, деревня! – качнула головой Зоя, ухмыльнувшись. – Ладно. Честно отработала, честно получила. Теперь отдыхать.
Машина плавно отъехала от ворот дачи. Уже у дома Вари, остановившись у подъезда, Зоя сказала:
– Я тут подумала, подруга, если лаве еще понадобится, могу посодействовать.
Варя одарила ее тяжелым взглядом и качнула рукой:
– Мне хватит, – с трудом вылезла из машины и пошла в подъезд.
– Как знать, как знать, – проводила ее насмешливым взглядом Зоя. Выплюнула в окошко жвачку и вырулила со двора». День перешел в вечер, вечер в ночь, а Макс все читал дневник и никак не мог взять в толк, что это написано живым человеком, тем самым главным действующим лицом трагедии. Иначе назвать описанное Макс не мог, и холодком по коже проходили имена и некоторые фамилии. Они всплывали как призраки прошлого и будили почти мистический гнев. Столь жуткое ощущение сопричастности к чужой трагедии у него возникло при чтении дневников Анны Франк. Они потрясли его настолько глубоко, что и сегодня, спустя годы после знакомства с ними, в душе что-то замыкало, как только они вспоминались.